Datasets:

nevmenandr
/

russian-old-orthography-ocr

— Ну ужъ этого вамъ не удастся, господа, что бы обложить казенные лѣса наровнѣ съ владѣльческими! Ужъ это, знаете-ли, какъ вы тамъ хотите, а сдѣлать вамъ не дозволятъ — вотъ что-съ! Лучше, знаете-ли, ужъ это вы бросьте!

Такiя слова съ азартомъ были произнесены старымъ, отставнымъ лѣсничимъ, съ торчащими сѣдыми усами, изображавшими собою нѣчто въ роде щетки, посредствомъ которой снимается съ потолка паутина. Старый лѣсничiй проповѣдывалъ вышеизложенную истину въ многолюдной компанiи съѣхавшихся изъ разныхъ мѣстъ гласныхъ, такъ какъ черезъ день назначено было въ томъ уѣездномъ городкѣ, въ который я переношу читателя, первое земское собранiе.

Компанiя эта собиралась потолковать о предстоящемъ новомъ дѣлѣ, въ домѣ одного изъ мѣстныхъ гражданъ-домовладѣльцевъ, который, несмотря на свое природное тупоумiе, считалъ себя чѣловекомъ передовымъ и любилъ, что-бы всѣ подобнаго рода сходки собирались именно у него, а не въ другомъ какомъ мѣстѣ. Такъ какъ хозяинъ не жалѣлъ при этомъ ни вина, ни закуски, то, понятно, что прiѣезжiй народъ охотно собирался у него, тѣмъ болѣе, что въ плюгавомъ городкѣ другаго и мѣста не было; причемъ на хозяина обращали такое-же вниманiе, какъ въ трактирѣ на полового; даже звали-то всѣ его, почему-то, не полнымъ именемъ, а попросту Петинькой, или Петрушей, хотя Петруша былъ человѣкъ уже женатый и семейный.

— Почему-же это вы, Семенъ Андреичъ, говорите все: вамъ не удается, вамъ не позволятъ, когда вы и сами гласный? Вѣдъ все это относится на столько-же и къ вамъ самимъ, насколько и къ намъ. Дѣло-то, вѣдь, у насъ общее! — замѣтилъ одинъ изъ публики разгорячившемуся лѣсничему.

====page 633====

Замѣчаніе это, впрочемъ, пропало безслѣдно, потому что старый лѣсничій, разгорячившись, терялъ способность что нибудь слышать и видѣть. Не обративъ никакого вниманія на замѣчаніе оппонента, онъ продолжалъ:

— Я съ этимъ дѣломъ, господа, знаете-ли, знакомъ близко и могу вамъ заявить, что казенные лѣса мѣстами такъ жестоко порублены, что иногда на пяти-шести верстахъ кругомъ ничего вы, кромѣ малинника, не встрѣтите! Вѣдь это только но дорогѣ-то вамъ в глаза бросаются, такъ что вы думаете это лѣсъ дремучій, а подите-ко въ глубь — только плѣшь да лысина и больше ничего-съ! Ну, какъ-же, знаете, послѣ этого, облагать-то подобные лѣса наравнѣ съ другими, непорубленными? Нѣть, ужъ объ этомъ лучше бросьте и думать, гаспода: неудастся!

— Энто ужъ мы опосляувидимъ: обложимъ-ли мы, не обложимъ-ли, али-бы насъ обложатъ, замѣтилъ одинъ, солиднаго вида, купецъ — а вотъ, подуматы бы надо: каво мы въ предсѣдатели-то себѣ выберемъ? те-ли, ужъ это вы бросьте! Вѣдь, хоть шаромъ покати!

— А предводителя если? заикнулся кто-то.

— Не пойдетъ!

Извѣстное дѣло — не пойдетъ! подхватило нѣсколько голосовъ — была ему неволя идти! Онъ и изъ предводителей-то наровитъ только, какъ-бы удрать... а вотъ-бы господа, Ѳедора Антоныча въ предсѣдатели-то? Вотъ ужъ былъ-бы у насъ предсѣдатель!

Рѣчь шла про уѣзднаго судью, котораго большинство купечества любило за его отмѣнное смиренство и умѣнье умиротворить. Иной разъ, посмотришь, дѣло-то и уголовщиной пахнетъ, а какъ примется за него Ѳедоръ Антонычъ — и выйдутъ одни только пустяки, вниманія нестоющіе. Разъ, прикащики зазывали при въѣздѣ въ городъ деревенскихъ мужиковъ съ хлѣбомъ, да одного и уходили до смерти, потому что сопротивпяться вздумалъ; дѣло, кажись, важное, а все уладили, и все благодаря миротворнымъ способностямъ Ѳедора Антоныча: вотъ-бы мировымъ-то судьей! — говорили многіе. При всемъ этомъ, судья и взятокъ не бралъ. Каждый, конечно, зналъ, что Ѳедоръ Антонычъ въ шесть лѣтъ службы успѣлъ сколотить тысченокъ десятокъ, нескряжничая и не отказывая себѣ ни въ чемъ; но каждый зналъ также, что все это онъ просто выигралъ въ карты и, притомъ, самымъ честнѣйшимъ манеромъ. Кто имѣлъ въ судѣ дѣльце, тому и проиграть было даже лестно, потому что услужливый Ѳедоръ Антонычъ все-то во время игры объяснитъ и всѣ пути укажетъ. Однимъ словомъ, не человѣкъ, а чистое серебро.

====page 634====

Не всѣ, однако, признавали Ѳедора Антоныча за чистое серебро; нѣкоторые считали его чѣмъ-то въ родѣ ляписа, который тоже, хотя изъ серебра-же дѣлается, но свойства имѣетъ опасныя. По этому, и вопросъ о выборѣ Ѳедора Антоныча въ предсѣдатели возбудилъ сильнѣйшія пренія. Многіе изъ гостей, въ пылу спора, сошли даже съ мѣстъ и разбились на группы. По крику и оранью, поднявшимся въ комнатѣ, можно было заключить, что въ гласные выбрали всѣхъ этихъ господъ совершенно основательно: голоса у всѣхъ оказались здоровеннные, что твои колокола!

Въ это самое время въ сосѣдней, затворенной комнатѣ раздался взрывъ хохота и, притомъ, такой сильный, что заглушилъ даже оранье дѣловыхъ людей, и въ дверь влетѣла молодая хозяйка дома, съ картами въ рукахъ.

— Pierre, Pierre, гдѣ ты? Иди скорѣе: посмотри пожалуйста!.. Скорѣе Pierre!... проговорила хозяйка, задыхаясь отъ смѣха...

Pierre, принимавшій живое участіе въ земскомъ спорѣ, а въ особенности въ интересномъ вопросѣ объ уѣздномъ судьѣ, разумѣется бросилъ все и побѣжалъ къ женѣ. За нимъ послѣдовали нѣкоторые изъ гласныхъ.

— Что такое? что такое Соня? скажи, а? Что тамъ такое?.. бормоталъ встревоженный Pierre, отличительной чертою котораго было необыкновенное, чисто женское любопытство.

Оказалось, что въ угловой комнатѣ публика занималась игрою въ рамсъ, придуманный, какъ извѣстно, взамѣнъ стуколки. Взрывъ хохота, произошелъ отъ того, что одна изъ играющихъ неудачно взяла плохой рамсъ въ то время, когда на столѣ стоялъ большой ремизъ. Расчетливаа барыня чуть не заплакала, и это обстоятельство именно и послужило поводомъ къ взрыву хохота. Даже самъ уѣздный судья — худой господинъ, съ лицомъ сѣропепельнаго цвѣта — и тотъ сложилъ такимъ образомъ губы, что можно было подумать, будто и онъ тоже захохоталъ.

— Ахъ, Pierre, сказала хозяйка, разъяснивъ ему въ чемъ дѣло — ну, что тебѣ за охота тамъ, о какомъ-то земствѣ толковать? Присѣлъбы вотъ лучше!

— Нельзя же, Соничка, вѣдь дѣло это очень важное, современное — оправдывался Pierre, прилаживаясь къ женинымъ картамъ…

— О, Господи! проговорила жена, съ улыбкой — ужъ и важное! Кто бы ужъ говорилъ, только не ты! Вѣдь какъ говоритъ-то серьезно, точно ему въ самомъ дѣлѣ...

— Конечно важное, Соничка, подтвердилъ Pierre, вглядываясь все

====page 635====

пристальнѣе и пристальнѣе въ женины карты. — Ты, конечно, и сама знаешь, въ какомъ печальномъ положенiи находится у насъ это... ну, тово... Мы давно уже ждемъ тово, какъ ево? ну... Ахъ, Соничка, да что же ты это дѣлаешь-то? закричалъ онъ, совершенно неожтданно, круто повернувъ разговоръ — да зачѣмъ же ты съ девятки-то ходила? Ахъ, Господи! Ну-ну-ну смотри, ну-смотри!.. съ этими словами онъ даже схватился за женины карты.

— Петръ Васильичъ! строго произнесла одна изъ играющихъ, дама пожилая и весьма почтенной наружности – вы смотрите въ чужiя карты, вмѣшиваетесь въ игру, это непозволительно!

— Извините, пожалуйста, отвѣтилъ Pierre — я вѣдь такъ только, на одну секунду; мнѣ опять сейчасъ нужно туда, по земскому дѣлу... Я вѣдь, тово... Ахъ, Соничка! Закричалъ опять онъ въ страшномъ волненiи — ну какъ же это можно? Вѣдъ ты ее опять изѣ капкана-то выпустила!

по земскому дѣлу...

— Петръ Васильичъ! заговорила опять та же солидная дама, которую, по мнѣнію Петруши, только что выпустили изъ капкана — позвольте вамъ замѣтить, что я такъ не играю! Я вамъ ужъ замѣтила, кажется, разъ: неужели вамъ этого мало?

Солидная дама съ достоинствомъ сложила свои карты на столъ и, даже отодвинула нѣсколько стулъ.

— Послушай, Pierre! замѣтила, наконецъ, и жена — ты вѣдь, въ самомъ дѣлѣ, мѣшаешь только! Дѣлай что нибудъ одно: либо съ нами садись, или въ земство тамъ свое иди!..

— Мой гольцъ! Володька, отдай мнѣ гольцъ! ІІапа, Володька гольцъ у меня отнялъ!.. Всѣ этѣ отрывистыя фразы, пронзительно выкрикиваемыя дѣтскимъ голосомъ, послышались изъ дальней комнаты. Крики сопровождались страшнымъ ревомъ и еще чѣмъ-то похожимъ на глухіе удары дѣтской руки по нѣжному, дѣтскому лицу.

— Что такое, что еще тамъ за шумъ? Спросили заразъ и мужъ, и жена. Pierre, сказала жена — сходи, пожалуйста, туда, угомони ихъ, мнѣ некогда! Ахъ, Господи, какіе несносные!

Въ дальней комнатѣ дѣтей оказалось множество. Кромѣ четверыхъ своихъ собственныхъ, были еще и чужія, потому что туземныя маменьки, отправляясь на ночь на карточную игру, имѣли обыкновеніе забирать съ собою и ребятъ съ няньками.

Гвалтъ между дѣтьми поднялся изъ-за картъ. Дѣти играли въ стуему въ стуколку и одинъ изъ игравшихъ, постарше, отнялъ у другаго, по праву сильнаго, взятый имъ гольцъ, и въ добавокъ, вцѣпился обиженному въ

====page 636====

волосы. Ревъ поднялся ужаснѣйшій: точно въ овчарнѣ, въ которую загнали нѣсколько сотъ голодныхъ овецъ.

— Володя, зачѣмъ ты братнинъ гольцъ взялъ? внушительно проговорилъ отецъ, который, покуда не выходилъ изъ себя, обращался съ дѣтьми съ большимъ педагогическимъ тактомъ. Ну, молчать! разскажите мнѣ подробно, какъ дѣло было: тогда я узнаю, кто правъ, кто виноватъ.

Не смотря на разъясненія, крикъ нисколько, однако же, не унимался; даже сдѣлался нѣсколько значительнѣе, потому что и отецъ, выведенный изъ терпѣнія, тоже началъ орать.

И во всемъ-то домѣ гулъ стоялъ; всюду проявлялась жизнь, всюду била она ключемъ: въ залѣ земскіе люди горячо и крупно разговаривали, въ диванной ссорились игроки, въ дѣтской юное поколѣніе изъ-за картъ ревъ подняло. По всему было замѣтно, что переживали мы тогда великую историческую эпоху; что были наканунѣ чего-то.

Не смотря на позднее время, въ залу прибывали новыя лица, изъ тѣхъ, которые успѣли побывать и у предводителя. Къ числу вновь прибывшихъ принадлежалъ одинъ, совершенно рыжій господинъ, съ значительной величины красной лысиной и съ лицомъ, тоже подъ цвѣтъ къ лысинѣ и рѣдкимъ полосамъ, краснымъ же. Вообще физіономія этого, вновь прибывшаго, господина, изображала нѣчто въ родѣ ученическаго ландшафта, нарисованнаго краснымъ карандашомъ. Злые, подвижные глаза довершали красоту однотоннаго ландшафта.

— Серьезно вѣрить въ то, что нашему простому народу можно принести какую нибудь пользу, что можно развить его, образовать, — проповѣдывалъ красный господинъ — тоже самое, что вѣрить въ возможность научить, напримѣръ, лошадь исторіи, географіи, или математикѣ! Все это, господа, увлеченіе только одно! Толкуютъ, что увлеченіе благородно — вздоръ-съ! Всякое увлеченіе прежде всего глупо, а что глупо, то не можетъ быть благородно. Кто добровольно отказывается отъ хорошаго, удобнаго житья, тотъ, по моему, дуракъ и больше ничего-съ! Я имѣлъ и имѣю всѣ способы къ изученію нашего народа и убѣдился только въ одномъ, что мужикъ нашъ такая закорузлая скотина, что заботиться о немъ можетъ развѣ только тотъ, кто согласенъ чистить навозъ съ заднихъ дворовъ-съ! Чѣмъ лучше вы будете поступать съ мужикомъ, тѣмъ онъ хуже будетъ относиться къ вамъ, тѣмъ грубѣе. Я далекъ отъ того, чтобы хвалиться; но посмотрите, какой я вездѣ порядокъ завелъ. Въ уѣздъ я, правда, ѣзжу не часто, но за то ужъ меня будутъ тамъ помнить: ужъ я каждый разъ, хоть кого нибудь, а отпорю; за то посмотрите какой порядокъ! Пріѣзжайте въ какую угодно де-

====page 637====

ревню моего участка, въ какое угодно время, хоть въ пашню, хоть въ бороньбу, когда мужику лошадь необходима, вы увидите вездѣ у меня на дежурствѣ пожарныхъ лошадей, всегда наготовѣ. Положимъ, что пожарныхъ инструментовъ нигдѣ нѣтъ — въ этомъ я уже не виноватъ, но вѣдь главное то дѣло тутъ не въ пожарныхъ кишкахъ, а въ принципѣ: хоть волкомъ воютъ, а лошадей все-таки но смѣютъ не вывести! Распустили ихъ нынче очень всѣ этѣ...

— Какая же польза изъ того, что у васъ вездѣ лошади дежурятъ, когда пожарныхъ инструментовъ нигдѣ нѣтъ? замѣтилъ кто-то, — Вѣдь это, по моему, одно только раззоренье для крестьянъ...

Красный резонеръ до такой степени озлился на это замѣчаніе, что сразу даже и отвѣчать не могъ. За него отвѣчалъ уже старый лѣсничій, который, видимо, склонялся на сторону краснаго.

— Нынче, видите-ли, въ большой модѣ толковать о бѣдности, о какомъ-то безвыходномъ положеніи крестьянъ, началъ лѣсничій, саркастически улыбаясь — нынче, видите-ли, одни только мужички бѣдны-то-съ, а другіе всѣ богаты-съ!.. Да, бѣдны они, эти мужички-то ваши, чего и говорить! Разъ, помню, еще ревизоромъ, на слѣдствіе я поѣхалъ по случаю порубки въ корабельной рощѣ... Тугъ я близко узналъ, какіе они бѣдные, эти мужички-то ваши...Чуть не у каждаго у подворотни горшокъ съ деньгами зарытъ... Повѣрьте, они лучше насъ съ вами знаютъ всю суть ихней поговорки: береги денежку на черный день...

— А какимъ же способомъ вы узнали, что у мужика въ горшкѣ, что у подворотни? Развѣ вы и мужицкіе карманы тоже ревизовали?

Старый лѣсничій видимо стѣснился, замѣтивъ, что сказалъ лишнее. Онъ немножко даже покраснѣлъ, началъ приглаживать щетинистые усы, которые пригладить, и самъ онъ очень хорошо зналъ, не было ни какой возможности. Пробовалъ было что-то такое сказать, но ничего изъ этого не вышло; только и слышались его любимыя видите да знаете, такъ что, возвратившійся съ усмиренія дѣтскаго бунта, Петруша, счелъ долгомъ какъ нибудь замять 'непріятный разговоръ.

— Мнѣ всегда досадно, право, слушать, Егоръ Павлычъ, обратился онъ къ красному господину — когда вы сь своей точки зрѣнія, начинаете говорить о крестьянахъ. Неужели-же вы думаете, что между ними вовсе нѣтъ порядочныхъ людей? Неправда — есть-съ! Развѣ мало выходитъ изъ крестьянъ въ купцы, напримѣръ: что же вы на это скажете?

— Ты-бы, Петруша, молчалъ лучше! замѣтилъ красный, тономъ школьнаго учителя приниженному ученику. — Развѣ я тебя не знаю?

====page 638====

Развѣ я не знаю, что ты вѣтряная мельница? Въ душѣ ты — человѣкъ хорошій, благонадежный, а вотъ настрочитъ тебя кто нибудь, — ты и начнешь молоть! Полно, братъ, Петруша!

Петруша, какъ видно, обидѣлся, потому что дѣло шло при гостяхъ.

— Однако вы, Егоръ ІІавлычъ... началъ было онъ фразу, но такъ и не докончилъ, потому что красный господинъ, вставъ со стула, хлопнулъ хозяина ладонью по спинѣ и что-то такое сморозилъ, хотя и не совсѣмъ таки приличное, но, должно быть, очень смѣшное, потому что и самъ Петруша и вблизи сидѣвшіе гости расхохотались.

Вообще, красный господинъ слылъ въ такъ называемомъ высшемъ слоѣ мѣстнаго общества — человѣкомъ въ высшей степени остроумнымъ, хотя постоянно и исключительно говорилъ только однѣ пошлости и плоскости; особенными успѣхами онъ пользовался въ мѣстномъ дамскомъ обществѣ, которое до страсти любило только три вещи: плоскія, сальныя остроты, да стуколку съ рамсомъ.

Вдали отъ главныхъ спорщиковъ образовался особенный, отдѣльный кружокъ людей, болѣе мирнаго свойства, которыхъ мало интересовали общіе предметы. Тамъ разговоръ преимущественно сосредоточивался на вопросахъ денежныхъ, насколько они касались земства.

— А какъ-зе теперь на сцетъ залованья городскому врацу? спросилъ мѣстный городской врачъ, маленькій, субтильный брюнетикъ, выдававшій себя за кровнаго итальянца — не узели зе земство оставитъ то-зе залованье? Неузели оно поскупиться прибавить врацу?

Петруша., у котораго жена постоянно рожала ч,уть-ли не по два раза въ годъ, и у котораго вертлявый врачъ считался другомъ дома, нашелъ нужнымъ утѣшить интересующагося земскимъ дѣломъ врача.

— Ну ужъ, конечно, мы вамъ прибавимъ! сказалъ онъ съ сознаніемъ своего могущества — разумѣется, прибавимъ! И городской бабкѣ тоже прибавимъ!

— То-то, скороговоркой, потирая ладонью о ладонь, проговорилъ развеселившійся худенькій врачъ; — я такъ и думалъ, а то какое бы такое было земство? Цто-зе-бы-то за земство?

— Кушать пожалуйте! провозгласилъ появившійся изъ корридора лакей, въ бѣлыхъ нитяныхъ перчаткахъ…

— Дамъ зови прежде! Господа, пойдемте къ дамамъ! предложилъ кто-то, и всѣ отправились, гурьбой, въ угловую комнату, изъ которой періодически слышались отрывистыя фразы: Рамсъ!.. Гольцъ!.. Позвольте, позвольте — мой-съ! Извольте начинать!

Этимъ закончилось предварительное совѣщаніе но дѣлаяь земскимъ.

====page 639====

Наконецъ, наступилъ и настоящій канунъ того, замѣчательнаго во многихъ отношеніяхъ, дня, въ который у насъ введено въ дѣйствіе земское Положеніе. Осенняя непогода такъ разыгралась, что и удержу ей никакого не было. На какія нибудь сто сажень вдоль — и то уже ничего не было видно: все только туманъ, да туманъ, и больше ничего. Съ самаго ранняго утра разверзлись хляби небесныя и частый, маленькій дождь, какъ изъ сита, зарядилъ на цѣлыя сутки, а можетъ быть и больше. Улицы, которыя, для удобства, жители обыкновенно заваливали навозомъ, сдѣлались буквально непроходимыми.. Тротуары, перегнившіе и издырявленные, до такой степени казались опасными,что даже привычные къ нимъ мѣстные жители, предпочитали лучше лезть въ грязь. Маленькая рѣчка въ овражкѣ, чрезъ которую былъ, перекинутъ мостъ почтовой дороги, вразъ прибыла, забурлила и оторвала подъ мостомъ временныя подставки, вдѣланныя вмѣсто давно, сгнившихъ свай, такъ что мостъ оказался висячимъ и его можно бы было, пожалуй, причислить къ чудесамъ свѣта, если бы у насъ на Руси подобныхъ чудесъ было нѣсколько поменьше. Почтовые ямщики, подъѣзжая къ этому мосту и чуя опасность, хоть люди они и привычные, а все-таки крестились на великолѣпную колокольню и пускали чрезъ мостъ тройку но весь махъ. Долго послѣ этого мостъ весь дрожалъ и поскрипывалъ жалобно, какъ бы приговаривая: почините меня, Христа ради!

Вообще не только люди, но и бездушныя искусственныя сооруженія, какъ въ городѣ, такъ и возлѣ города, съ большимъ нетерпѣніемъ ждали открытія земскихъ учрежденій: у всѣхъ и оставалась на нихъ только надежда.

На улицахъ нечистаго городка появилась вереница запачканныхъ мужиковъ съ лычными пещерами и котомками за плечами — это были тѣ самые гласные, на которыхъ сосредоточивались всѣ надежды, какъ одушевленныхъ, такъ и неодушевленныхъ предметовъ, требующихъ починки и перестройки. Впрочемъ, гласные, казалось, не понимали своего великаго значенія; они о чемъ-то сильно тужили и жаловались, что ихъ, Богъ знаетъ зачѣмъ, пригнали въ городъ по слякоти этакой. Гласные, вообще, были очень мрачны и бродили, повидимому, безцѣльно, взадъ и впередъ по убійственно-грязнымъ улицамъ, не обращая никакого вниманія па частый и мелкій осенній дождь. Долго искали они по городу такой фатеры, на которой можно бы было за двѣ копѣйки въ сутки пользоваться приблизительно теплымъ угломъ съ мебелью; о столѣ; т. е. о пищѣ эти представители народныхъ интересовъ не очень заботились, потому что у каждаго въ пещерѣ и котомкѣ было

====page 640====

достаточное количество хлѣба и гороховыхъ лепешкъ, отъ которыхъ человѣкъ очень скоро сытымъ дѣлается, потому что крутое гороховое тѣсто ложится въ желудкѣ камнемъ. О пищѣ имъ привелось потужить послѣ уже, когда дѣло на собраніи затянулось на лишніе сутки. Къ вечеру гласные кое-какъ размѣстились, гдѣ Богъ послалъ, такъ что улицы окончательно обезлюдѣли. Только мелкій дождь, по прежнему, лупилъ, какъ изъ сита.

Ночью, середи улицы, въ глубокой лужѣ, утонулъ выпившій мужикъ, пріѣхавшій въ городъ продавать капусту. Возвращаясь изъ питейнаго на квартиру, мужикъ нечаянно поскользнулся, упалъ въ лужу лицомъ внизъ, да такъ и остался въ этомъ положеніи до утра, не обертываясь. Трупъ, разумѣется, вскрыли, въ желудкѣ нашли значительное количество водки и нѣсколько крутыхъ яицъ, но знаковъ насилія на кожѣ никакихъ не оказалось, почему и преданъ былъ мужикъ христіанскому погребенію, а лошадь съ телѣгой и кочанной капустой взяты въ полицейское управленіе, впредь до востребованія. Кромѣ этого происшествія, канунъ великаго дня введенія въ дѣйствіе земскаго Положенія, ничѣмъ особеннымъ не ознаменовался.

—

На другой день дождь не унимался, но въ городѣ замѣтно было съ ранняго утра кое-какое движеніе. Къ бѣлой харчевнѣ, въ которой помѣщался и постоялый дворъ, рано поутру подъѣхалъ порыжѣвшій тарантасъ, парой, а въ него, повидимому, залегло лицо довольно значительное, потому что харчевникъ самъ бросился отворять ворота и вытаскивать изъ тѣснаго, глубокаго кузова, залегшаго туда гостя. Хозяинъ единственной въ городѣ гостинницы для господъ пріѣзжающихъ тоже съ утра былъ на ногахъ. Хотя въ номерахъ его никто не жилъ, но оттуда выносили навозъ цѣлыми лукошками; изъ этого было видно, что въ номерахъ кто нибудь помѣщался же, только не господа пріѣзжающіе. Хозяинъ безпрестанно бѣгалъ въ нижній этажъ дома, гдѣ устроена была швальня квартировавшаго въ уѣздѣ полка. Онъ нѣсколько разъ принимался о чемъ-то слезно упрашивать солиднаго унтеръ-офицера, съ желтыми нашивками на рукавѣ, который, усѣвшись на нижней лѣсенкѣ подъѣзда, покуривалъ трубку.

— Ужъ и я вамъ службу сослужу, вкрадчиво говорилъ хозяинъ, если только вы мою просьбу исполните. Ужъ, пожалуйста, хоть на эти-то дни, покуда гости у меня будутъ, что бы воровства этого не было!

====page 641====

— Будьте покойны! отвѣчалъ служивый, а долго ли у васъ гости-то пробудутъ?

— Да всего-то какихъ нибудь дней пятокъ, али бы съ недѣлю. Ужъ я буду надѣяться, а то вѣдь, сами посудите, при гостяхѣ-то нехорошо: тутъ господа будутъ. Вотъ намедни, какъ ваши солдатики портки, да три рубахи съ подволоки стащили, а потомъ лукошка яицъ изъ чулана... ужъ я смолчалъ, что станешь дѣлать? А какъ при гостяхъ, да какъ еще у нихъ стибрятъ, ей Богу не хорошо!

— Ужъ будьте покойны, за пять дней головой ручаюсь, повторилъ служивый успокоительнымъ тономъ, затягиваясь при этомъ своимъ солдатскимъ тютюномъ и сплевывая въ сторону.

Чѣмъ ближе подходило время къ обѣднямъ, тѣмъ и движенiе въ городѣ дѣлалось значительнѣе, потому что различныя подраздпленiя земства (о сословности тогда говоритъ стыдились) вставали разно: кто раньше, кто позже. Пригнанные изъ деревень гласные поднялись вмѣстѣ съ городскими пѣтухами и опять, какъ вчера, печально, повѣсивъ головы, бродили по улицамъ, перебираясь отъ времени до времени чрезъ жидкую грязь по жердочкамъ. Гласные направлялись къ квартирѣ дворянскаго предводителя, но, такъ какъ у него ворота еще были заперты, то представители расположились подъ крышкою подъѣзда и на лавочкѣ у калитки.

— Скоро-ли насъ отпустятъ то, братцы? задумчиво спросилъ старикъ гласный, въ сущности ни къ кому не обращаясь съ этимъ вопросомъ

— Ужъ не знай, какъ-бы долго не продержали! отвѣтилъ кто-то на высказанную мысль, которая, повидимому, одинаково мучила всѣхъ. — А бѣда, братцы, если недѣлю продержать: хлѣба-то больше, какъ на двое сутокъ не хватитъ.

На этомъ разговоръ и прервался. Слышались только тяжкiе вздохи.

— Да на что это, братцы, пригнали-то насъ?

— На што? Извѣстно на што; начальньковъ выбирать! развѣ вамъ посредственникъ-то не толковалъ?

— Нѣтъ, намъ не толковалъ. У насъ вѣдь что? Безтолковщина только одна, и жалости ни у кого нѣтъ. Въ отлучкѣ я былъ, а тутъ меня какъ разъ и выбрали; семья, баютъ, не малая, да и отъ солдатства всѣ ушли. Ужъ я кланялся — кланялся; ослобони, говорю, мiръ православный, не раззори въ конецъ! Да куда тебѣ! Вонъ Михайло Антонычь и одинокой мужикъ, а два ведра какъ поставилъ — ну и ослобонили!

— Ужъ не знай, что будетъ? Что станешь дѣлать, на все воля Божья!

====page 642====

— О-хо-хо-хо! пробормоталъ старикъ гласный, позевывая и осѣняя ротъ двуперстнымъ знаменіемъ... Все-то суета суета суетъ, всяческая суета... Господи помилуй! Господи помилуй!

Долго тянулся монотонный разговоръ, все въ томъ-же родѣ. Ясно только было замѣтно, что крестьяне - гласные рѣшительно не понимали, зачѣмъ они пріѣхали. Печалились только о томъ, что дома у нихъ брошены, да и хлѣбъ-бы нужно молотить, если, Богъ дастъ, погодка измѣнится.

Во время звона къ обѣднѣ, закопошились и другія подраздѣленія земства. Часу въ девятомъ, къ дому дворянскаго предводителя подъѣхалъ какой-то, франтовски одѣтый, бородатый господинъ, вь крытой пролеткѣ, на лихомъ рысакѣ.

Мужики-гласные встали, сняли шапки и низко поклонились.

— Здравствуйте господа гласные! закричалъ бородатый господинъ, приподымая шляпу и ловко соскакивая съ пролетки на крыльцо.

— Вотъ оно что! замѣтилъ одинъ мужикъ, улыбаясь — въ господа и мы нынче попали!

— Это кто?

— Купецъ здѣшній — Александра Прокофьичъ. Помнишь еще нашихъ мужиковъ на овсѣ-то поддѣлъ?

— А-а! Такъ этотъ!.. Помню, какъ не помнить?

— Ну, голова, ловокъ-же онъ! Какъ скотину какую насъ тогда загнали во дворъ-то, ворота заперли и шабашъ! У меня тогда съ одного только воза пуда полтора утянули, да это что? Благодаренье Богу, что живы-то остались! Вѣдь вонъ у нихъ арава какая!

Въ это время бородатый господинъ опять появился на крыльцѣ; должно быть, предводитель не принялъ. Раскланявшись снова съ гласными, онъ вступилъ съ ними даже въ разговоръ.

— Приходите, господа гласные, послѣ собранья ко мнѣ: водкой угощу, обѣдомъ накормлю — слышите?

— Благодаримъ покорно, Александра Прокофьичь! проговорили, кланяясь, гласные, а потомъ въ догонку прибавили:

— Экой конь-то у него — чего стоитъ? А вѣдь изъ нашего-же брата отецъ-то былъ: все вѣдь Синеслободски! Послѣдняя фраза видимо относилась уже не къ жеребцу, а къ самому Александру Прокофьичу.

Только къ полудню съ точностью опредѣлилось направленіе этаго необыкновеннаго движенія: всѣ стремились къ присутственнымъ мѣстамъ, гдѣ было назначено первое засѣданіе. Закорузлые полы залы присутственныхъ мѣстъ были вымыты и вылощены. Сторожа разостлали безчисленное множество аршинъ узкаго холста по лѣстницѣ и

====page 643====

въ залѣ, вокругъ стола, такъ какъ предполагалось, что одно изъ подраздѣленій земства легко можетъ испортить своими подкованными сапожнищами казенные полы до такой степени, что послѣ и поправить уже нельзя будетъ.

Первыми появились, разумѣется, мужики, которые всей гурьбой привалили сюда прямо отъ воротъ дворянскаго предводителя и расположились въ сѣняхъ, по лѣстницѣ и въ прихожей. Нѣкоторые изъ гласныхъ снимали грязные сапоги и лапти, чтобы явиться въ залу засѣданія въ однихъ шерстяныхъ чулкахъ или онучахъ; эта мысль съ особеннымъ стараніемъ поддерживалась сторожемъ присутственныхъ мѣстъ. Изъ боковыхъ, стеклянныхъ дверей выглядывали любопытствующіе судейскіе чиновники, которые надъ чѣмъ-то неудержимо хохотали: должно быть нашли во всѣхъ этихъ приготовленіяхъ что нибудь, очень комичное. Начали собираться и гласные изъ другихъ подраздѣленій земства. Мужики каждый разъ вставали, кланялись и пропускали приходившаго сквозь строй.

— Что же вы, братцы, въ залу-то нейдете? замѣтилъ одинъ изъ пришедшихъ — вонъ тамъ, у стола, стулья-то, вѣдь для васъ приготовлены...

— Да вотъ, подождемъ маленько... отвѣчалъ кто-то за всѣхъ. А то и въ самомъ дѣлѣ, братцы? прибавилъ онъ, искоса посматривая на свирѣпаго сторожа.

— Подожди, голова! Вотъ ужо всѣ соберутся!..

Наконецъ, прибылъ и самъ предводитель, а вслѣдъ за нимъ и вся свита, т. е. всѣ остальные гласные, изъ тѣхъ, которые считали себя почему либо почище и повыше другихъ. Привезли съ собой и соборнаго протопопа съ евангеліемъ, такъ что дѣло начало принимать оборотъ серьезный. Вздохи и оханье значительно усилились. За молебномъ мужики отвѣшивали усердные земные поклоны, хотя очень немногіе знали, о чемъ именно молились. Только иновѣрцы да старовѣры принимали во всемъ этомъ пассивное участіе.

— Господа! сказалъ предсѣдатель, сегодня мы собрались поздно и потому много сдѣлать не успѣемъ; я предлагаю сегодня избрать только секретаря и потомъ потолковать о величинѣ жалованья будущимъ членамъ.

— Коммисію, непремѣнно коммисію нужно составить, забормотало нѣсколько голосовъ — коммисію земскихъ пользъ и нуждъ...

— Я съ вами вполнѣ согласенъ, господа! подхватилъ предсѣдатель. — Составимъ коммисію; но не забывайте только, что намъ предстоитъ работа поважнѣе: дополнительная смѣта и раскладка...

====page 644====

— И для этого нужно особую коммисію, забасили опять голоса, это будетъ смѣточная и раскладочная коммисія…

— И такъ, господа, исполняя общее желаніе, приступимъ сегодня къ выбору секретаря и двухъ коммисій... впрочемъ, вы какъ думаете? догадался онъ обратиться къ мужикамъ.

— Мы ничего! отвѣчалъ одинъ изъ гласныхъ — мы, какъ вашей милости будетъ угодно...

При выборѣ двухъ коммисій и секретаря оказалось маленькое затрудненіе: людей-то и не хватило. Между крестьянами, составлявшими больше половины всего количества гласныхъ, оказался только одинъ полуграмотный; между дворянскимъ подраздѣленіемъ замѣчено было много людей старыхъ, уже негодныхъ къ серьезному употребленію, а изъ торговаго подраздѣленія почти половина отказалась наотрѣзъ, отговорившись тѣмъ, что убытки терпѣть никто ихъ заставитъ не въ силахъ. Вполнѣ способныхъ людей — и то только по однимъ предположеніямъ — оказалось только человѣкъ пять, и изъ нихъ то нужно было составить двѣ коммисій! Въ силу этого затрудненія, для счета больше, выбрали и мужиковъ, хотя безграмотныхъ.

Вечеромъ, у предводителя, собралась первая коммисія — пользъ и нуждъ. Мужикамъ подавали чай на подносѣ, наравнѣ съ прочими, при чемъ лакеи едва сдерживали смѣхъ, пугливо посматривая на барина. Разговоръ вообще велся на короткую ногу.

Къ крестьянамъ подсѣлъ какой-то усатый помѣщикъ, не изъ гласныхъ.

— Ну, ребята, теперь понимаете-ли, хоть маленько, въ чемъ дѣло-то?

— Нѣтъ еще, плохо какъ-то, Митрій Павлычъ! отвѣтилъ за всѣхъ одинъ изъ мужиковъ, побойчѣе, улыбаясь во весъ ротъ.

— Эхъ вы, народъ православный! Ну, да вѣдь вы понимаете-же, что сидите теперь на стульяхъ, наряду съ нами?

— Это точно... придакнули мужики.

— Ну, а то понимаете, что прежде, напримѣръ, какой нибудь годъ назадъ, васъ бы дальше прихожей не впустили, въ шею-бы вытолкали?

— Эфто мы понимаемъ, какъ не понять?

— Ну вотъ это земство-то и есть самое; права, значитъ, даны вамъ большія. Теперь, напримѣръ, если у тебя нужда какая есть, ну ты и заяви объ ней. Ну вотъ, постой: ну, ты чувствуешь нужду какую нибудь, а?

идти; не указывалъ онъ только такихъ мѣстъ, по которымъ можно бы

— Я не знай, какъ, Митрій Павлычъ отвѣчалъ стѣснившійся мужикъ, — извѣстно, нуждѣ какъ не быть.

====page 645====

— Ну, ты и заяви, заяви сейчасъ-же, приставалъ помѣщикъ — вотъ это-то и есть земство, это-то и есть новыя права...

— Покорнѣйще благодаримъ! проговорилъ мужикъ, обращаясь къ предводителю, оборачивая на блюдечкѣ допитый стаканъ чая вверхъ дномъ.

— Ну вотъ, ребята, секретарь намъ бумагу составилъ; нужно только подписать. Мы полагаемъ, что предсѣдателю управы нужно положить жалованье въ полторы тысячи, а членамъ по тысячѣ двѣсти. Согласны-ли?

— Отчего-же? — отвѣчали мужики — деньги хорошія!

— Дѣло не въ томъ, хорошія ли это деньги или нѣтъ; а согласныли вы на эту сумму? Быть можетъ, это вамъ много кажется?

— Какъ вашей милости будетъ угодно! Вѣдь мы мужики, народъ темный, гдѣ же намъ это знать?

— Ну однако-же, какъ? Вѣдь и вы такіе же плательщики, какъ и всѣ. Вѣдь и вы можете изъ своихъ члена-то выбрать.

Эта послѣдняя фраза, какъ видно, засѣла въ мужицкія головы крѣпко. Гласные сдѣлались сосредоточеннѣе и разошлись съ какой-то думой.

Вечеромъ, послѣ совѣщанія коммисіи пользъ и нуждъ, въ одномъ изъ отдаленныхъ переулковъ грязнаго городка, въ окнахъ дома городскаго крестьянина-гласнаго виднѣлся очень яркій свѣтъ. Изъ растворенныхъ оконъ вырывались неистовые звуки русской пѣсни, въ которой описывалась положеніе семейнаго мужика, взятаго въ рекруты. Замѣтно было, что пѣвцы подгуляли, потому что подъ часъ вырывались такія нотки, какихъ не подслушаешь у трезваго человѣка...

— Вишь какъ гласные-то наши раскутились! разговаривали двѣ любопытствующія бабы изъ сосѣдокъ, отходя отъ окна прочь. Сказываютъ — два ведра поставилъ!

— Еще бы, да не поставитъ! Слышь, какъ выберутъ, то тысячу слишкомъ рублей выдадутъ...

— Тысячу двѣсти, голубка, сама слышала. Ужъ, говоритъ, если удастся, такую говоритъ, лавку заведу и лещей и собакъ, говоритъ, всего будетъ въ избыткѣ. Приходи, говоритъ, тетка Прасковья двухъ лещей подарю. Вотъ они, времена-то какія пришли!

Бабы подогнувши подолы, начали перебираться чрезъ улицу, на другую сторону. Изъ освѣщенныхъ оконъ лучь свѣта падалъ на жидкую уличную грязь, указывая на тѣ мѣста, по которымъ нельзя было идти; не указывалъ онъ только такихъ мѣстъ, по которымъ можно бы было пройдти, не запачкавшись, потому что грязь лежала по всей улицѣ сплошной массой.