БОРОДИНСКОЕ ЯДРО

И

БЕРЕЗИНСКАЯ ПЕРЕПРАВА.

ИСТОРИЧЕСКІЙ РОМАНЪ.



ГЛАВА 1.

Ничто такъ рѣзко не оттѣняетъ человѣческаго характера подъ старость, какъ военная служба. Никакія удовольствія жизни не служатъ такимъ пріятнымъ воспоминаніемъ, какъ труды и опа-сности компаній, сдѣланныхъ въ молодыя лѣта. Войдя въ много людное общество, вы, между сотнею людей, тотчасъ же узнаете прежняго воина. Взглядъ, рѣчи́, пріемы, самое молчаніе изобличатъ его. Война оставила на немъ неизгладимые слѣды и въ образѣ мыслей и сужденій, и въ самомъ обращеніи. Какія бы перемѣны и перевороты ни произошли вокругъ него съ-тѣхъ-поръ, какъ онъ оставилъ военное поприще, онъ одинъ пребудетъ непоколебимъ и вѣренъ своимъ привычкамъ. Но хотите видѣть этотъ типъ въ превосходствѣ, возьмите любаго воина 1812-го года.





====page 121====





Эта знаменитая компанія, грозная година бѣдствій и славы вашего отечества, буря, стряхнувшая съ Россіи ржавчину иноземства в очистившая ее отъ плевелъ космополитства, этотъ 1812-й годъ оставилъ по себѣ исполинскіе слѣды на всемъ и на всѣхъ. — Особенно тѣ, которые мечомъ и кровью защищали свои пепелища отъ Нѣмана до Москвы, и потомъ шли по пятамъ враговъ отъ береговъ Оки до Сены, представляютъ наблюдательному взору теперешняго поколѣнія самый замѣчательный классъ людей. — Если вы въ обществѣ встрѣтите человѣка суровой, холодной, но скромной наружности; если онъ мало говоритъ, ничему не удивляется, ничего не хвалитъ безусловно, ничѣмъ не восхищается, не вступаетъ въ продолжительные споры, не произноситъ скорыхъ и рѣшительныхъ сужденій, не строго наблюдаетъ условія общественнаго этикета, не очень-ловко повинуется необходимымъ учтивостямъ, не слишкомѣ торопится предлагать свое знакомство и дружбу, не большой охотникъ до новыхъ связей, не прикрываетъ своего образа мыслей наборомъ фразъ, а называетъ каждую вещь и каждаго человѣка настоящимъ ихъ именемъ: - вѣрьте, что предъ вами воинъ 1812 года. — Эти люди 1812 года видимо отстали отъ нынѣшняго тона и обхожденія, — но они и не хотятъ приноравливаться къ нимъ: они знаютъ, что въ свое время они были хороши, и что это время останется на всегда почотнымъ.

Десять лѣтъ тому назадъ, и время это, и люди, были еще довольно въ свѣжей памяти. Съ-тьхъ-поръ и число ихъ очень уже поубавилось, да и воспоминаніе объ ннхъ становится темнымъ, чуть не миѳическимъ. — Но если кто изъ читателей приведетъ себѣ на память десятилѣтнюю давность, то, вѣрно, изъ числа ветерановъ 1812 года вспомнитъ одного, котораго ежедневно видѣли, въ хорошую погоду, съ перваго до третьяго часа, прогуливающимся по солнечной сторонѣ Невскаго-проспекта. Ростъ его былъ высокъ, черты выразительныя, взглядъ проницательный, волосы темно русые; усы и бакенбарды придавали физіономіи его нѣкоторую суровость, а измѣнники — сѣдые волосы, кое-гдѣ пробивавшіеся доказывали, что, не-смотря на бодрую походку, свѣжій цвѣтъ лица и живость пріемовъ, ему уже давно было за сорокъ лѣтъ. — Много молодежи отправлялось ежедневно на Невскiй проспектъ въ часы его прогулки, чтобъ поздороваться съ нимъ, остановиться и поговорить минуты двѣ. — Оттого-то его прогулка отъ Полицейскаго-моста до Аничкова-дворца и обратно, всегда и продолжалась цѣлые два часа. — По человѣческому самолюбію, ветеранъ приписывалъ ежеминутныя встрѣчи, остановки и ласковые разговоры полу-дру



====page 122====





зей и полу-знакомыхъ собственному своему достоинству. Увы! онъ ошибался. Вовсе другое обстоятельство было тому причиною: съ нимъ всегда гуляла дочь его, прекраснѣйшая дѣвушка, съ томными и наивными взорами, вѣчно-улыбающимися губками, стройнымъ, едва развившимся станомъ, прелестною маленькою ножкою и мелодическимъ голоскомъ, который, казалось, всякому говорилъ: господа, мнѣ еще 17-й годъ! — Одежда отца и дочери, не отличаясь изысканностію, отличалась вкусомъ и приличіемъ; — конечно, не многимъ было дѣло до ихъ одежды: отецъ могъ одѣваться въ любое платье, и никто бы не обратилъ на это особеннаго вниманія, лишь бы оно не выходило изъ границъ благоприличія, а дѣвушка... о! на 17-мъ году — хорошенькой дѣвушкѣ все пристало, и даже, чѣмъ менѣе изысканности и роскоши, тѣмъ она милѣе и привлекательнѣе. При всемъ томъ, многіе изъ молодыхъ людей, опытныхъ и дальновидныхъ, которые, при взглядѣ на прекрасную дѣвушку, имѣютъ не одни созерцательные виды, но в благороднѣйшія законныя побужденія, основанныя на правилахъ государственнаго хозяйства и домашней экономіи, замѣчали, что отецъ-ветеранъ долженъ быть не изъ богатыхъ степныхъ помѣщиковъ, потому-что дочь его очень-рѣдко мѣняетъ шляпки, клоки и платья. — И они были правы.

Александръ Петровичъ Сульмской былъ владѣтель ста-десяти душъ, въ тверской губерніи. Проведя всю свою молодость въ военной службѣ, онъ вовсе не заботился о пріумноженіи своего капитала и увеличеніи доходовъ. Притомъ же, въ то время высокія тайны агрономіи и сельскаго хозяйства не были еще на точкѣ нынѣшняго ихъ состоянія. Еще немногіе придумывали новыя средства къ обработыванію земли: довольствовались старыми, прадѣдовскими. Просвѣтительные журналы не старались еще подводить иностранныя формулы подъ русскія правила, не учили уму-разуму нашихъ помѣщиковъ, не толковали имъ о золотыхъ горахъ плодоперемѣннаго землепашества, не объясняли имъ, сколько возовъ удобренія требуетъ каждая ихъ десятина и сколько они, слѣдственно, обязаны имѣть для этого рогатаго скота, не доказывали имъ математически, что со 120-ти душъ можно имѣть 130 тысячь дохода... О! тогда время было еще темное. Великіе профессоры агрономическихъ наукъ не преподавали еще ex officio своихъ наставленій, отъ которыхъ теперь всѣ такъ разбогатѣли, — и Александръ Петровичъ имѣлъ отъ своихъ ста-десяти душъ самый скромный доходъ. Военная жизнь поглотила у него даже нѣсколько тысячъ въ-счотъ будущихъ благъ, — и онъ, для поправленія





====page 123====





своего состоянія, долженъ былъ прожить пять лѣтъ безвыѣздно въ своей деревнѣ. — Но какъ въ это самое время дочери его, Вѣрѣ Александровнѣ, минуло 10-ть лѣтъ, и дальнѣйшее ея воспитаніе, начатое имъ самимъ, имѣло нужду въ ближайшей обработкѣ, то онъ и рѣшился отправиться къ фокусу теплоты и просвѣщенія — въ С. Петербургъ. — Здѣсь поселился онъ въ скромной коломенской квартирѣ, и старался ограничить себя во всемъ, чтобъ только дочери доставить возможность къ пріобрѣтенію всѣхъ познаній и развитію талантовъ. Старанія его были небезуспѣшны.

Вѣра Александровна, проведя четыре года въ одномъ изъ лучшихъ петербургскихъ пансіоновъ, вскорѣ развила всѣ свои природныя способности. — На 16-мъ году она была уже украшеніемъ общества — и по красотѣ, и по ловкости, и по познаніям, и по талантамъ. Всѣ были отъ нея безъ ума, — а болѣе всѣхъ отецъ. Съ нѣкоторою гордостію смотрѣлъ онъ на толпы любезниковъ, безпрестанно тѣснившихся около его Вѣры, и взглядомъ строгаго критика разбиралъ достоинства и недостатки каждаго. Ни одинъ не выдерживалъ его рецензіи...

Болѣе года провели они въ столицѣ со времени выпуска Вѣрушки изъ пансіона. Болѣе года ходили всякой день по Невскому проспекту, гуляли по островамъ и на дачахъ, болѣе года ѣздили по гостямъ и баламъ, принимая и къ себѣ избранный кругъ знакомыхъ. И въ ту минуту, какъ вполнѣ развивающаяся красота и любезность Вѣрушки начинали наиболѣе дѣлать шума въ обществѣ, вдругъ, въ одно утро, между безпокойною молодежью пронесся слухъ, что Сульмскіе уѣхали въ деревню. Это извѣстіе поразило всѣхъ. Долго не вѣрили ему, бѣгали по Невскому въ урочные часы гулянья, встрѣчались, спрашивали, сообщали одинъ другому свои догадки, и возвращались съ печальнымъ убѣжденіемъ, что Сульмскіе дѣйствительно уѣхали.

Что же было виною такого внезапнаго отъѣзда? Изъ всѣхъ возможныхъ догадокъ, ни одна не попала бы на истинную причину. Даже если бъ вся толпа любезниковъ и волокитъ узнала объ этой причинѣ, то никто бы не повѣрилъ ей. Кто бы могъ вообразить себѣ, что семнадцатилѣтняя прекрасная дѣвушка, имѣющая довольно-значительный кругъ знакомства и, слѣдственно, достаточное число обожателей и предметовъ разсѣянія, что эта дѣвушка соскучится въ Петербургѣ, что она будетъ просить отца о возвращеніи въ свою тверскую деревню и что отецъ будетъ радъ ея просьбѣ! Все это однако было дѣйствительно такъ, а не иначе, и черезъ два дни въ «С. Петербургскихъ Вѣдомостяхъ» напечатано было: въ Тверь — отставной, полковникъ Сульмской.





====page 124====





Дѣлать было нечего: поговорили, поговорили, да и забыли. А Сульмскіе?...



ГЛАВА II.

The common crowd but see the gloom

Of wayward deeds, and fitting doom

The close observer can espy

A noble soul.

Byron. Giaour.

На берегахъ Волги, нѣсколько ниже соединенія ея съ Селижаровкою, и въ пятидесяти верстахъ выше Твери, находилось село Люлино, принадлежащее Александру Петровичу Сульмскому. Тутъто онъ провелъ съ Вѣрушкою всѣ ея младенческіе годы, и такъ хорошо умѣлъ образовать ея юное сердце и душу, что и въ блестящемъ кругу столицы, она соскучилась по люлинскимъ полямъ и рощамъ. Съ самаго дня рожденія своего не знала она матери. Однѣ ласки отца были для нея все. Сульмской не рѣшался вступить во вторичный бракъ, сперва по разстроенному здоровью и состоянію, потомъ, по привычкѣ уже къ холостой жизни, а наконецъ и по досаднымъ просѣдинамъ, изобличавшимъ его пятый десятокъ. Мало-по-малу заботы о дочери замѣнили ему все, — ласки ея и привязанность радовали его выше всего на свѣтѣ. Видя развивающуюся красоту ея, онъ заранѣе началъ стараться объ образованіи ея сердца, а привезши въ столицу для окончательнаго воспитанiя, еще болѣе усилилъ свои старанія о томъ, чтобы дать надлежащее направленіе ея образу мыслей и характеру.

Съ живостію молодой дѣвушки провела Вѣра цѣлый годъ въ столицѣ и все ее сначала восхищало, все казалось подъ розовымъ покровомъ искренности, чувства и добросердечія. Но опытный Александръ Петровичъ былъ каждый вечеръ тутъ-какъ-тутъ съ своими разочарованными сужденіями: всякой день срывалъ онъ съ глазъ ея завѣсу мечтательности и излишней довѣрчивости. Она вздыхала, провѣряла его слова съ собственными своими чувствами и молчала. Но всякой разъ, она чрезъ нѣсколько дней говорила ему: «Папà! вы были правы!»





====page 125====





Сперва самолюбіе ея было обольщено безпрестанными похвалами красотѣ ея и уму; но Александръ Петровичъ растолковалъ ей, что всѣ эти фразы не что иное, какъ математическія формулы, заучоныя, затверженныя, неизбѣжныя, необходимыя, общія, вѣчныя; что говорятъ ихъ потому, что надобно говорить; что одно слабоуміе и тщеславіе принимаютъ ихъ за истинное выраженіе мыслей, но что всякая благоразумная дѣвушка, которая хоть сколько-нибудь чувствуетъ себе цѣну, должна почитать это жужжаніе любезниковъ за лѣтнiй вѣтерокъ, который томно и пріятно навѣваетъ прохладу, но который все-таки не больше какъ вѣтеръ. Дѣйствительно, Верушкѣ мало-по-малу такъ прислушались все однѣ и тѣже фразы, что она напередъ могла сказать ихъ сама себѣ, при каждой встрѣчѣ, при каждомъ случаѣ. Все это сборище благоразумныхъ селадоновъ, сперва съ. жаромъ бросавшихся на хорошенькое личико, тотчасъ же потомъ развѣдывало о наличныхъ достоинствахъ ангела красоты, и узнавъ о ста-десяти душахъ въ тверской губерніи, принадлежащихъ отцу, который, вѣроятно, захочетъ еще пожить десятка два лѣтъ, оно самымъ любезнымъ манеромъ продолжало увиваться около личика, не вдаваясь въ излишнія нѣжности и высокія чувства. Мудрено ли же, что Вѣрушка. руководимая опытнымъ отцомъ, вскорѣ разочаровалась на-счотъ искренности столичныхъ жителей, и вспомни счастливое время своего дѣтства, проведенное въ Люлинѣ, стала просить Александра Петровича, чтобъ онъ увезъ ее опять въ тѣ мѣста, которыя всегда такъ много говорятъ воображенію. Сульмской тотчасъ же согласился. Даже видно было, что онъ, радъ былъ просьбѣ, — а кто знаетъ? можетъ быть, онъ мало-по-малу и внушилъ ее.

Такимъ-образомъ Сульмскіе, послѣ пятилѣтняго отсутствія, вдругъ опять появились въ селѣ своемъ. Какая пища для догадокъ и говорливости праздныхъ сосѣдей, которыхъ ничѣмъ нельзя такъ одолжить, какъ доставя имъ случай поговорить, потолковать и посплетничать! Вся окрестность Люлина взволновалась. Пошли толки за толками, визиты за визитами. Всѣмъ хотѣлось узнать истинную причину возвращенія полковника, всѣ истощались въ политическихъ распросахь у него и у дочери, — и кончилось тѣмъ, что никто ничего не узналъ, потому-что Сульмскіе очень-откровенно говорили правду, а правдѣ-то нынче никто и не вѣритъ. Покойный Талейранъ былъ правъ, говоря, что если хочешь скрыть какую-нибудь тайну, то разсказывай ее только съ видомъ добродушія. каждому, кто тебя будетъ спрашивать: можешь быть увѣренъ, что никто не повѣритъ словамъ твоимъ.





====page 126====





Наконецъ, когда все передумали и перетолковали, когда любопытство и удивленіе прошли, когда бѣдная человѣческая натура требовала новой пищи для вседневной говорливости, то, мало-помалу, забыли о Сульмскихъ, тѣмъ болѣе, что, къ-счастію ихъ, въ это самое время случились другія городскія, губернскія и столичныя новости. Съ одной стороны кипѣла турецкая воина, а съ другой подходила холера. Было, слѣдственно, о чомъ поговорить.

Сосѣдство Сульмскаго состояло изъ слѣдующихъ лицъ.

Г-жа Мылова, двухъ-мужняя вдова, съ полдюжиною сводныхъ дътей. Типъ провинціальной, барыни. Боже упаси, однако, если кто хоть нечаянно намекнетъ ей, что она провинціалка. Непримиримая вражда тому несчастному! — Она съ первымъ мужемъ жила въ Москвѣ, со вторымъ въ Петербургѣ и ѣздила даже въ Ревель и въ Кронштадтъ; слѣдственно, все морское и сухопутное было по ея части. Она знала все. Впрочемъ женщина не злая. Дѣвокъ сама рѣдко била. Дѣтей драла только за уши, и чрезвычайно любила мосекъ и котятъ. Страстная охотница играть въ бостонъ, и почиталась отличнымъ игрокомъ во всей губерніи. Любила хорошій столъ, сахарныя варенья, яблочную постилу и моченую бруснику, иногда не отвергала и домашней наливки или водянки, — только всѣми этими вещами она съ удовольствіемъ угощала себя, будучи въ гостяхъ. У себя она рѣдко дѣлала праздники. Каждый годъ два раза, въ храмовый праздникъ и въ имянины ея, передѣлывали у нея домъ, — и ей никакъ нельзя было принимать любезныхъ сосѣдей. — Впрочемъ исправникъ и засѣдатель земскаго суда ѣзжали къ ней часто безъ приглашенія, и всякой разъ были очень-довольны ея угощеніемъ.

Другой сосѣдъ Сульмскаго былъ отставной корнетъ Чубуковъ. — Лѣтъ 20-ть тому назадъ выпущенъ онъ былъ изъ корпуса въ корнеты К. Драгунскаго полка. Это случилось въ маѣ. Въ іюнѣ онъ отправленъ былъ въ полкъ, дорогою заѣхалъ къ родителямъ, погостить у нихъ, захворалъ, (такъ по-крайней-мѣрѣ рапортовался онъ и въ удостовереніе сего послалъ свидѣтельство губернскаго врача), и въ сентябрѣ того жъ года подалъ въ отставку, чтобъ, не отвлекаясь обязанностями, по службѣ заняться, улучшеніемъ своего помѣстья и умноженіемъ доходовъ. Съ-тѣхъ-поръ у него давно уже умерли отецъ и мать, — да и самъ онъ уже видимо клонился къ разряду тѣхъ существъ, которыя безпрестанно поговариваютъ: вотъ въ наше-то время! и прочая... — Покуда отецъ и мать были живы, они хлопотали о пріисканіи ему невѣсты и даже раза два возили его для этого въ разсадникъ невъетъ, въ матушку Москву; по, Богъ вѣсть, какъ и отчего, всегда





====page 127====





случалось, что сватовство расходилось послѣ первыхъ свиданій. Это надоѣло нашему корнету, —и онъ далъ себѣ слово: только на той дѣвушкѣ жениться, которая сама придетъ и попроситъ его объ этомъ. — До той минуты, какъ повѣсть ваша началась, ни одна еще не имѣла эгой догадки. Будущее увидимъ. Впрочемъ онъ былъ видный, дородный малой, съ густыми бакенбардами, широкимъ краснымъ лицомъ, взлызастою головою, нѣсколько отвисшими щеками и губами, продолговатымъ носомъ, достаточнымъ для пріема хорошей пригоршни табаку, и обширнымъ пищепріемнымъ отверзтіемъ, изъ котораго никогда почти не выходилъ чубукъ съ курящимся кнастеромъ, № 1-го, Жукова фабрики. Мы уже видѣли, что корнетъ воспитывался въ корпусѣ; слѣдственно, онъ былъ человѣкъ довольно-образованный, и хотя былъ не изъ числа прилежныхъ учениковъ, — однако же, не-смотря на продолжительную сельскую жизнь, все еще любилъ словесность, выписывалъ себѣ С. Петербургскія Вѣдомости и часто выпрашивалъ у сосѣдей – чего-нибудь почитать. Онъ даже помнилъ еще много французскихъ словъ и всѣмъ знакомымъ говорилъ: «монъ-шеръ» и «бонъ-журъ»! — не удостоивая конечно литеру н глупаго французскаго носоваго выговора. Нравъ его былъ живой и откровенный, когда онъ бывалъ въ кругу друзей. У себя же дома, говорятъ, онъ тяжолъ былъ на руку и частехонько разсчитывался съ прикащиками и деревнею собственноручно. Наконецъ любилъ поиграть, попить, поговорить, поспорить, — но все это не выходило за черту провинціальныхъ обычаевъ.

Третій сосѣдъ былъ надворный совѣтникъ Антипъ Егоровичъ Сусликовъ, — совѣтникъ какой-то палаты: тихое, скромное и молчаливое существо, не выѣзжавшее никуда изъ своей губерніи, начавшее въ ней съ малолѣтства свое служебное поприще, и къ 51-му году дослужившееся до 7-го класса. И все, что въ продолженіе сорока-лѣтней его службы (онъ на 11-мъ году уже былъ копіистомъ!) случилось въ родимомъ его городѣ и въ палатахъ, онъ зналъ также твердо, какъ праздничные дни, въ которые присутственныя мѣста свободны отъ засѣданій, и какъ имянины всѣхъ начальниковъ и благодѣтелей, къ которымъ надобно было являться съ почтеніемъ. Удивительная была память! Гдѣ бы ни зашолъ споръ о прошедшемъ времени, онъ всегда оканчивался словами: да лучше всего спросите у Антипа Егоровича, — и чтò онъ скажетъ, тò и свято, безъ апелляціи. Вся губернія чрезвычайно любила Антипа Егоровича за его тихій нравъ, доброту, скромность и услужливость. Одинъ былъ недостатокъ... но у кого ихъ нѣтъ? Часто упрекали всѣ его знакомые этимъ недостаткомъ





====page 128====





и говаривали ему, что безъ этого онъ былъ бы образцовымъ человѣкомъ; — но Антипъ Егоровичъ всякой разъ вздыхалъ и отвѣчалъ: одинъ Богъ безъ грѣха. — Чтò было говорить послѣ такого философическаго изрѣченія! Всякой долженъ былъ думать про себя: вѣдь и я небезгрѣшенъ! А Аптипъ Егоровичъ продолжалъ по-прежнему любить свою сткляницу съ цвѣтнымъ напиткомъ, который собственнаго имени не имѣетъ, а называется только по-батюшкѣ.

Кромѣ этихъ ближайшихъ сосѣдей, было у Сульмскаго и еще нѣсколько, но съ тѣми онъ сходился только въ важныхъ случаяхъ. Да и съ ближайшими неохотникъ онъ былъ проводить время, — но нельзя же было отдѣлаться, когда возокъ, кибитка, или дрожки подъѣдутъ къ крыльцу, и баринъ, вылѣзая изъ экипажа, громогласно кричитъ своему кучеру: «Распречь! я до-вечера здѣсь останусь.»

Въ эти-то роковые дни наиболѣе всего скучала Вѣрушка. — Если ей надоѣли любезники петербургскіе, то каково же ей было отъ тверскихъ! — Надобно было цѣлый день выслушивать ежеминутныя сравненія красоты съ цвѣтами, съ солнцемъ, съ Волгою, съ жаворонками и даже съ наливкою. — Впрочемъ всѣ эти провинціальныя похвалы были гораздо-искреннѣе столичныхъ, потому что тамъ 110 ть душъ Александра Петровича пугали всѣхъ обожателей, а здѣсь и Чубуковъ и Сусликовъ готовы были пожертвать своею, свободою и всѣми удовольствіями холостой сельской жизни, если бъ Вѣра Александровна согласилась сдѣлать тоже. Къ-сожалѣнію, она не увлекалась блистательными качествами своихъ сосѣдей. Напротивъ дни посѣщенія ихъ были для нея всегда днемъ муки. Ей не нравилось даже и общество г-жи Мыловой, у которой было три дочери отъ перваго брака и два сына отъ втораго. — Впрочемъ и г-жа Мылова, съ своей стороны, не очень любила Вѣрушку. Вездѣ, гдѣ Вѣрушка бывала вмѣстѣ съ ея дочерьми, никто уже не обращалъ на нихъ вниманія, а всѣ комплименты обращались къ Сульмской. Но, какъ г-жѣ Мыловой чрезвычайно нравился самъ Александръ Петровичъ, до того, что она въ умѣ своемъ рѣшилась испытать для него роковое поприще третьяго и послѣдняго брака, — то она, по-неволѣ, и должна была часто видѣться съ Вѣрушкою.

Самые пріятные дни для молодой нашей мечтательницы были тѣ, которые она могла провести одна съ своимъ отцомъ. Ни на-минуту она его не оставляла, провожала его въ прогулкахъ, участвовала во всѣхъ занятіяхъ, распрашивала обо всѣхъ предметахъ наукъ, художествъ, политики и сельскаго хозяйства. Все это было





====page 129====





сопровождаемо безпрестанными поцѣлуями и ласками, которыя, къ вѣчной досадѣ Вѣрушки, отецъ ея принималъ очень-холодно и какъ бы не-хотя. Такимъ-образомъ день проходилъ съ такою быстротою, что они оба и не замѣчали. Изрѣдка ѣздили они и въ свой губернскій городъ, — но всякій разъ по-необходимости, и оба сознавались потомъ, что въ деревнѣ веселѣе. Всякой разъ однако же эти поѣздки увеличивали ихъ кругъ знакомства. Въ провинціи не то, что въ столицѣ. Тамъ у васъ тысячи знакомыхъ, съ которыми вы встрѣчаетесь то на гуляньяхъ, то на балахъ, то за карточнымъ столомъ, всегда съ ними кланяетесь, разговариваете; а, по большой части, если васъ кто другой спроситъ: «Съ кѣмъ вы говорили?» вы принуждены отвѣчать: «Право, не знаю», — потому, что ни сами лично въ домъ къ этимъ людямъ не ѣздите, ни они къ вамъ. Въ провинціи совсѣмъ другое дѣло. Тутъ если кто подойдетъ къ вамъ и скажетъ: «Позвольте, батюшка такой-то, рекомендовать себя въ ваше благорасположеніе и дружбу» — то уже можете, навѣрное, ожидать, что на другое же утро, въ десять часовъ, онъ къ вамъ явится съ визитомъ, и съ той минуты онъ вашъ вѣчный гость и другъ.

Вь-слѣдствіе этого похвальнаго провинціальнаго обычая, Александръ Петровичъ вскорѣ пріобрѣлъ кучу друзей и знакомыхъ, такъ-что уже почти каждый день начали пріѣзжать къ вему гости, которые, по тому же обычаю, оставались уже на весь день. Разумѣется, красота Вѣрушки была наибòльшею привлекательною силою въ этомъ случаѣ, — но и безъ нея, Александръ Петровичъ не спасся бы отъ посѣтителей. Таковъ уже обычай. Это однако же до того наконецъ разсердило Вѣрушку, что она оставалась по цѣлымъ днямъ въ своей комнатѣ и не выходила къ гостямъ, подъ предлогомъ болѣзни. Сперва гости заботились, распрашивали, потомъ уже привыкли къ ея отсутствію и утѣшались картами и наливками. А Александръ Петровичъ, всякой разъ, усадя послѣ обѣда всѣхъ своихъ гостей за зеленые столы, уходилъ къ Вѣрушке и просиживалъ у ней часа по два. За то съ какимъ удовольствіемъ проводили они, послѣ отъѣзда гостей, еще часа два, какъ бы поздно гости ни засидѣлись!

Въ это время Сульмскій обыкновенно занимался своимъ журналомъ. Съ самыхъ молодыхъ лѣтъ сохранилъ онъ привычку: ежедневно записывать свои мысли, чувства и особенныя происшествія каждаго дня. Изъ этого составилась очень-любопытная книга, и покуда онъ былъ еще въ военной службѣ, товарищи его часто упрашивали прочесть имъ нѣсколько листковъ изъ его жизни, и это чтеніе было всегда такъ занимательно, что за нимъ





====page 130====





проводили цѣлые вечера, не думая ни о картахъ, ни о винѣ. Съ тѣхъ-поръ, какъ Вѣрушка вышла изъ пансіона и, какъ взрослая дѣвушка, вошла въ управленіе всѣхъ домашнихъ секретовъ своего отца, узнала она о ежедневныхъ его по-вечерамъ занятіяхъ, и всякой разъ находилась при нихъ. Ея остроумныя замѣчанія часто вписывались съ идеями Александра Петровича — и эта ежедневная повѣрка обоюдныхъ происшествій, мыслей и ощущеній, сближала, очищала и облагороживала ихъ сердцà. Оба знали, что въ-вечеру нельзя будетъ ничего утаить другъ-отъ-друга, и потому привыкли такъ думать и дѣйствовать, чтобъ можно было, не краснѣя, все сообщать другъ-другу.

Одно только было для Вѣрушки непроницаемою тайною. Это журналъ окончанія компаніи 1812 года и дня Березинскаго сраженія. Эти листки пряталъ Сульмскій отъ дочери и никакія просьбы ея но могли принудить его къ открытію ей тайны, заключающейся въ этихъ дняхъ журнала. Онъ всегда съ задумчивостію отвѣчалъ ей: «Въ это время, милая Вѣрушка, даровалъ мнѣ Богъ тебя». Больше ничего она не могла добиться. Разъ отецъ приказалъ ей, даже съ суровостію, вовсе ему несвойственною, никогда больше не спрашивать его объ этомъ.

Было, правда, въ домѣ существо, которое знало и эту тайну; но Вѣрушка не хотѣла нарушать приказанія отца и не старалась болѣе развѣдывать. Притомъ же она была увѣрена, что и это существо ни за чтò въ свѣтѣ не скажетъ ей ни слова, если отецъ не велѣлъ. Это существо, участвовавшее въ тайнѣ скрываемыхъ листковъ, былъ не кто-иной, какъ старый унтеръ-офицеръ, служившій нѣкогда деньщикомъ у полковника. Егоръ Сидоровъ выходилъ всѣ походы неразлучно съ Сульмскимъ, и не отходилъ отъ него ни на шагъ. Тогда какъ другіе деньщики оставались въ обозѣ, онъ переходилъ во фронтъ., какъ скоро полкъ готовился къ сраженію. И тутъ-то онъ, казалось, слѣдилъ за каждымъ ядромъ, за каждою пулею, чтобъ они не задѣли его полковника. А когда ни усердныя молитвы его, ни бдительность не помогли, когда Сульмскій былъ раненъ, а это случилось при Бородинѣ, то онъ былъ искуснѣйшимъ подлекаремъ при перевязкахъ, и бдительнѣйшимъ сторожемъ во-время болѣзни. Когда Егору вышелъ срокъ двадцатилѣтней службы, и онъ получилъ чистую, то, не имѣя ни роду, ни племени, остался при своемъ полковникѣ и выпросилъ у него позволеніе — умереть при немъ. И теперь, со времени вторичнаго переселенія Сульмскаго въ деревню, онъ былъ и управитель, и камердинеръ, и курьеръ, и дядька его. Онъ самъ хотѣлъ, чтобъ вездѣ и во всемъ употребляли его, — и очень обижался, если полко





====page 131====





вникъ хотѣлъ дать ему отдыхъ. Словомъ, это былъ типъ русскаго солдата, котораго высокія качества такъ у насъ обыкновенны и вообще такъ мало цѣнятся въ общественномъ мнѣніи, потому только, что у насъ много такихъ.

Была еще для Вѣрушки другая статья довольно-темная, таинственная, о которой отецъ также не любилъ говорить съ нею. Это покойная ея мать. Не зная съ малолѣтства, чтò значитъ мать, Вѣрушка всѣмъ сердцемъ прилѣпилась къ отцу, и только тогда, когда идеи ея начали развиваться, когда она увидѣла подругъ своихъ, ласкаемыхъ матерями, приступила она съ вопросами къ отцу. Отвѣты его всегда были одинаковы и печальны. Онъ объявилъ ей, что матерью ея была молодая и прекрасная Полька, на которой онъ женился передъ самымъ началомъ похода 1812 года, и что первая минута существованія Вѣрушки была послѣднею для бѣдной матери. Болѣе ничего онъ не говорилъ объ ней, и не любилъ, когда Вѣрушка начнетъ объ этомъ распрашивать. Когдаже она сдѣлалась обладательницею всего журнала его жизни, (кромѣ извѣстныхъ листковъ), то приступила однажды къ нему съ распросами, почему въ журналѣ нѣтъ описанія любви его къ покойной ея матери? И на это получила въ отвѣтъ, что листки объ этомъ эпизодѣ жизни его хранятся у него особенно, и что она не прежде ихъ получитъ, какъ въ то время, когда сама выйдетъ замужъ.

Все это безпокоило Вѣрушку. Любопытство получила она въ наслѣдіе еще со временъ Еввы, — и спрятанные листки были для нея древомъ познаиія добра и зла. Зная всѣ ящики отцовскаго бюро, она дорого бы дала за то, чтобы узнать также, въ которомъ изъ нихъ хранятся эти роковые листки; но, къ-сожалѣнію, отецъ ея былъ такъ довѣрчивъ, что никогда не запиралъ бюро и съ совершеннымъ равнодушіемъ смотрѣлъ, если Вѣрушкѣ иногда приходило на мысль — порыться при немъ же въ его бумагахъ. Это спокойствіе удостовѣряло ее, что листки должны быть спрятаны въ другомъ мѣстѣ.

Былъ въ домѣ еще предметъ таинственный для всѣхъ, кромѣ Сульмскаго, Вѣрушки и Егора. Это — желѣзный ларчикъ, стоявшій всегда въ углу подъ образами въ спальнѣ полковника, который носилъ всегда при себѣ ключъ отъ него. Только три раза въ годъ отпирался этотъ ларчикъ и никто изъ постороннихъ, кромѣ одного священника, не могъ быть тутъ въ это время. Но Вѣрушка уже была посвящена въ тайну ларчика и знала, что въ немъ содержится. Листковъ журнала тутъ не было.





====page 132====





ГЛАВА III.

Деревня...

Была прелестный уголокъ;

Тамъ другъ невинныхъ наслажденій

Благословить бы небо могъ:

Господскій домъ уединенный,

Горой отъ вѣтровъ огражденный,

Стоялъ надъ рѣчкою. Вдали

Предъ нимъ пестрѣли и цвѣли

Луга и нивы золотыя.

Пушкинъ



Однообразно текло время для Сульмскаго и Вѣрушки. Наступила зима. Ежедневныя прогулки прекратились, но за то визиты сосѣдей и городскихъ жителей сдѣлались еще чаще. Сульмскій, съ своей стороны, долженъ былъ дѣлать посѣщенія, и, разумѣется, Вѣрушкѣ приходилось иногда оставаться одной дома, потому-что къ холостымъ сосѣдямъ она не могла ѣздить. Это были самые скучные для нея дни, и какъ бы поздно ни воротился домой отецъ, она не ложилась и ждала его, не-смотря на всѣ увѣщанія Егора.

Однажды дожидалась она такимъ-образомъ отца, который былъ въ городѣ, и соскучившись безпрестанными просьбами Егора, чтобъ не изнурять себя и ложиться почивать, вступила она съ нимъ въ разговоръ, котораго тотъ вовсе не ожидалъ.

— Послушай, Егоръ, сказала она: я давно хотѣла спросить у тебя, знавалъ ты мою покойную маменьку?

Егоръ позамялся, однако же съ твердостью рѣшился отдѣлаться русскимъ отвѣтомъ:

— Не можемъ знать, Вѣра Александровна.

— Да вѣдь ты говоришь, что неотлучно всегда былъ при папенькѣ?..

— Съ прапорщичьяго чина и до сей минуты ни шагу отъ него не отставалъ.

— Такъ какъ же ты не знаешь моей маменьки?

— Не можемъ знать! Его высокоблагородіе запретилъ говорить съ вами про это. А вы изволите знать, — командирскій приказъ выше всего на свѣтѣ.





====page 133====





— Да я и не прошу тебя разсказывать мнѣ ничего особеннаго. Я хочу только знать, какого она была роста, вида... мнѣ хочется думать иногда объ ней, но мнѣ досадно, что я не могу себѣ представать ея лица... Ты вѣдь, вѣрно, видалъ ее. Разскажи мнѣ только, на кого она была похожа?..

Егоръ опять замялся, подумалъ, покачался съ боку на бокъ, почесалъ указательнымъ пальцемъ за ухомъ — и наконецъ, собравшись съ духомъ, отвѣчалъ:

— Да вотъ изволите видѣть, Вѣра Александровна... Покойная ваша матушка ни дать ни взять была похожа на васъ.

— На меня?

— Точно такъ.

— Ну, а какъ ее звали?

Егоръ рѣшительно замялся и старался опять отдѣлаться своимъ не можемъ знать, но Вѣрушка пристала къ нему такъ убѣдительно, что онъ наконецъ вымолвилъ съ какимъ-то страхомъ, что покойницу звали то же Вѣрою.

— А по батюшкѣ?

— Ужъ этого воля ваша, не можемъ знать. Его высокоблагородіе и такъ на меня разсердится за мое болтовство. Нѣтъ, сдѣлайте милость, Вѣра Александровна, не спрашивайте меня. А не тó я уйду...

Вѣрушка замолчала. Ей удивительно показалось, что изъ всего того, что касается до ея матери, дѣлаютъ для нея тайну. Тысячи идей, одна страннѣе другой, толпились у нея въ головѣ на этотъ счотъ, и ни одна не нравилась ей.

— Можешь ли ты мнѣ сказать, гдѣ она жила и гдѣ вѣнчалась? спросила опять Вѣрушка у Егора.

— Нѣтъ-съ! не могу.

— И того даже не скажешь, гдѣ я родилась?

Егоръ съ минуту подумалъ — и потомъ смѣло отвѣчалъ.

— Кажись, что это я могу вамъ доложить... Вы изволили родиться въ городъ Борисовѣ...

— Тамъ, гдѣ въ 1812 году было сраженіе?

— Точно такъ-съ. Церкви Ильи Пророка священникъ Петръ Александровичъ крестилъ васъ. Онъ же... Тутъ Егоръ опять на минуту замялся, — однако же продолжалъ, понизя голосъ:

— Онъ же и хоронилъ покойную вашу родительницу. У его высокоблагородія есть и метрическое свидѣтельство между бумагами...

Мысль быстрѣе молніи блеснула въ умѣ Вѣрушки. Она схватила





====page 134====





свѣчу, бросилась къ бюро, и съ удивительною скоростію начала перебирать бумаги, между которыми полагала найдти свидѣтельство о рожденіи ея и крещеніи. Егоръ молча смотрѣлъ на обыскъ Вѣрушки и только изрѣдка покачивалъ головою. Онъ зналъ, что полковникъ далъ полную ей волю во всѣхъ бумагахъ этого бюро, — и потому полагалъ, что если она отыщетъ свидѣтельство, то это не можетъ быть противно командиру.

Долго рылась Вѣрушка въ бюро. Она знала почти совершенно, что заключается въ каждомъ ящикѣ, но никогда не рѣшалась на подробный ихъ обыскъ. Теперь только приступила она къ этому съ какимъ-то отчаяннымъ усиліемъ. Наконецъ она достигла желаемой цѣли. Роковая бумага была отыскана. Дрожащею рукою развернула она ее, и сердце ея стѣснилось невѣдомою грустію и страхомъ. Все показалось ей въ какомъ-то туманѣ, — буквы будто бѣгали и мѣшались, рука не въ-силахъ была держать бумаги, ноги подгибались подъ нею, и она съ глубокимъ вздохомъ опустилась на стулъ, уронивъ свидѣтельство. Егоръ подбѣжалъ, поднялъ бумагу и хотя не зналъ грамотѣ, но, посмотрѣвъ на нее, сказалъ:

— Такъ! это она!

Слова Егора возвратили Вѣрушку въ чувства. Она протянула руку, взяла свидѣтельство, — и почти въ-слухъ прочла:

«1812-го года ноябра 19 дня дано сіе свидѣтельство въ томъ, что у М. Уланскаго полка г. полковника и кавалера Александра Петровича Сульмскаго родилась сего ноября 16-го, въ законномъ бракѣ, дочь Вѣра, которая сего 20-го числа и крещена мною по обрядамъ православной грекороссійской церкви. Воспріемниками были: того же полка ротмистръ князь Гульбинъ и жена ниже- подписавшагося Іерея Петра.

В мѣстѣ съ- симъ свидѣтельствую, что того же числа похоронена мною на кладбищѣ церкви св. Пророка Ильи, супруга означеннаго г. полковника Сульмскаго Вѣра Сигизмундовна, скончавшаяся во-время разрѣшенія отъ бремени упомянутою дочерью, по исполненіи всѣхъ установленныхъ христіанскихъ обрядовъ».

Городъ Борисовъ.

Церкви Св. Пророка Ильи,

Іерей Петръ Успенскій.

Обильный потокъ слезъ облегчилъ грудь Вѣрушки. Ей такъ сладко, такъ пріятно было плакать надъ этою бездушною бумагою! Ей казалось, что это могила ея матери, что духъ умершей надъ нею носится — и она, прижавши бумагу къ груди, возвела





====page 135====





плачущія свои глаза къ небу, чтобъ тихою, безмолвною молитвою благодарить Творца за эту утѣшительную минуту.

Погружонная въ печальныя размышленія, она и не замѣтила, что отецъ давно уже вошолъ въ комнату и, сдѣлавъ Егору знакъ, чтобъ онъ молчалъ, стоялъ предъ нею, сложа руки и разсматривая ее съ нѣкоторымъ восхищеніемъ.

— Чтò ты это дѣлаешь, Вѣрушка? сказалъ онъ наконецъ тихимъ голосомъ.

— Ахъ, пaпà! воскликнула она и бросилась къ нему на шею. Виновата! я нашла свидѣтельство о моемъ рожденіи...

— Оно никогда не было для тебя тайною, другъ мой, отвѣчалъ отецъ, тихо освобождаясь изъ ея объятій: но только ты напрасно перерыла всѣ мои бумаги... Приведи ихъ опять въ порядокъ...

— Завтра, папà, завтра. — Сегодня сердце мое такъ полно...

— Ну, о чомъ же ты, дурочка, плакала?.. Перестань... Вотъ видишь ли, что я былъ правъ, не отвѣчая тебѣ никогда на вопросы о твоей матери. Ты такая чувствительная, такая плакса...

— Ахъ! если бъ вы знали, какъ пріятно плакать! этой минуты и этихъ слезъ я не промѣняю ни на какое счастіе въ мірѣ.

— Ну, полно же, душечка! пора спать. — Я сегодня засидѣлся въ гостяхъ; да и ночь такая темная, — того и смотри, что въѣдешь въ оврагъ, или въ рѣку. Ступай же въ свою комнату, — прощай.

Тутъ онъ поцѣловалъ ее въ лобъ и началъ раздѣваться. Тихо пошла она, не сказавъ ни слова. Въ первый разъ она почувствовала, что отецъ не понимаетъ ее, и что ей будетъ пріятнѣе провести нѣсколько времени въ уединеніи.

Когда она ушла, Сульмскій распросилъ Егора обо всемъ, что происходило при отысканіи бумаги, — и хвалилъ его за отвѣты. Потомъ самъ убралъ всѣ бумаги, и, по-обыкновенію, сѣлъ за бюро, чтобъ записать происшествія того дня. Въ первый еще разъ не учавствовала Вѣрушка въ этомъ занятіи, — и на этотъ разъ написалъ онъ два особые листка журнала: одинъ присоединилъ къ своимъ ежедневнымъ листкамъ, а другой... Сульмскій подавилъ пружину въ одномъ мѣстѣ своего бюро, и вдругъ передъ нимъ открылся потаенный ящикъ, въ которомъ лежало нѣсколько бумагъ. Бросивъ на нихъ задумчивый и печальный взглядъ, Сульмскій положилъ туда и сегодняшній особенный листокъ, подавилъ опять пружину, и все исчезло.





====page 136====





— Такъ! сказалъ, онъ со вздохомъ: она никогда объ этомъ знать не будетъ. Да и къ чему?..

Полный грустныхъ думъ, бросился онъ на свой диванъ, — и мечты прошедшаго сильно взволновали кровь его, — а будущее!.. О! тутъ разсудокъ еще громче всегдашняго говорилъ ему: «Молчи и будь твердъ!» Долго однакоже не могъ онъ заснуть, и только подъ-утро тѣлесная натура одолѣла духовную. Но и тутъ измѣнническіе сны безпрестанно рисовали ему картины, которыхъ уже бодрственый расудокъ не побѣждалъ; тутъ разгулъ воображенія дѣйствовалъ самовластно: ни прошедшее, ни будущее не останавливали его. Бурно билось и во снѣ сердце Сульмскаго...

Онъ проснулся — и первый взглядъ его упалъ на Вѣрушку, сидѣвшую у изголовья.

— Чтò ты тутъ дѣлаешь, душечка? спросилъ онъ ее.

Жаркій поцѣлуй былъ отвѣтомъ.

— Дай же мнѣ встать... Выйди на минуту...

Еще жарче обняла она его и отошла къ окну. Сульмскій всталъ.

— Э, э! да какъ я заспался, сказалъ онъ. Девять часовъ! Этакъ не спятъ въ деревнѣ. А ты, другъ мой, хорошо ли спала?

— Нѣтъ, пaпà, очень-дурно, — и однако же очень-хорошо, я все такіе прекрасные сны видѣла, — и все плакала.

— Какой ты еще ребенокъ, Вѣрушка. Пора тебѣ быть посолиднѣе. Ты ужъ невѣста, — скоро выйдешь за-муж ъ...

— Я! никогда! Я хочу съ вами провести всю жизнь мою.

— Да я то не хочу. — Дѣвушки на тó родятся, чтобъ выходить за-мужъ. Это цѣль ихъ созданія и существованія... Да я же тебѣ и жениха пріискалъ. Вчера двое сватались...

— Какіе это сумашедшіе?

— Наши сосѣди, Чубуковъ и Сусликовъ, пристали ко мнѣ вчера послѣ — обѣда, чтобъ осчастливить ихъ твоею рукою. Это ихъ собственныя фразы.

— Да! ну, такъ это было послѣ-обѣда; сегодня же по-утру...

— Они явятся за отвѣтомъ.

— Что вамъ за охота, пaпà, говорить такой вздоръ.

— Увѣряю тебя, что это совершенная правда, — и ты сама чрезъ часъ въ этомъ удостовѣришься.

— Нѣтъ, сдѣлайте милость! я ужъ, вѣрно, къ нимъ не выйду. Я и прежде ихъ терпѣть не могла, а теперь... я ихъ, просто, буду бояться. Они рѣшительно съ-ума сошли.

— И они говорятъ тоже, только прибавляютъ, что съ ума сошли отъ любви къ тебѣ.





====page 137====





— Перестаньте, пожалуйста, папа. Какъ можно говорить о подобныхъ вещахъ...

— Для дѣвушекъ всегда самый пріятный разговоръ о женихахъ. — Да притомъ же мнѣ надобно имъ дать отвѣтъ.

— Скажите имъ просто, что они съ-ума сошли.

— Это неучтиво.

— Ну, такъ скажите имъ, что когда я сдѣлаюсь похожа на одного изъ нихъ, то тотчасъ же за того и выйду.

— Такъ ты рѣшительно имъ отказываешь?

— Кажется, вамъ бы не надобно было и спрашивать меня объ этомъ.

— Я, какъ отецъ, обязанъ былъ передать тебѣ сватовство моихъ сосѣдей. Какъ другъ, разумѣется, я не посовѣтовалъ бы тебѣ соглашаться на подобный бракъ; но теперь долженъ однако дать имъ отвѣтъ, который не оскорбнлъ бы ихъ самолюбія.

— Придумывайте сами, — а если бъ они мнѣ сдѣлали это предложеніе, то я — бы очень-учтиво присѣла и сказала имъ очень-явствеиное: нѣтъ-cъ!

Егоръ принесъ въ это время самоваръ, — и разговоръ продолжался за чаемъ. Вѣрушка чрезвычайно сердилась за глупое сватовство сосѣдей и не постигала, кàкъ подобная мысль могла войти имъ въ голову.

— Эта мысль должна каждому входить, кто тебя увидитъ, отвѣчалъ Сульмскій. И въ Петербургѣ многіе сдѣлали бы подобное предложеніе, но тамъ благоразуміе говорило каждому: она бѣдна — и при этой мысли, желанія каждаго молчали. Здѣсь же патріархальные нравы дозволили еще двумъ женихамъ искать руки твоей, не-смотря на мои сто душъ.

— Такъ я же еще должна и благодарить ихъ... Очевь-мило! Придетъ же въ голову такая глупость. Нѣтъ, папà! послушайте, чтò я вамъ скажу серьёзно. Если и впередъ вздумается кому-нибудь сдѣлать вамъ подобное предложеніе, то, пожалуйста, не говорите мнѣ, а отказывайте всѣмъ.

— Какой вздоръ! — Вотъ у дѣвушекъ вѣчно такія идеи; нѣтъ, сударыня. Я становлюсь старъ. Раны мои сократятъ мою жизнь. Кто знаетъ, долго ли я проживу.. такъ мнѣ тебя непремѣнно надобно пристроить...

Сульмскій хотѣлъ-было продолжать ораторствовать въ этомъ тонѣ, но вдругъ замолчалъ, увидѣвъ, что Вѣрушка заливалась слезами.

— Ну, это еще чтò? о чомъ ты плачешь?





====page 138====





Она не отвѣчала и продолжала плакать.

— Охъ ужъ вы мнѣ! Обо всемъ надо плакать. Да перестань. Ты знаешь, что я этого терпѣть не могу. Слезы!.. Дочь солдата должна умѣть переносить все.

— Такъ не говорите жe и вы пустяковъ, сказала Вѣрушка сердитымъ голосомъ. Съ чего вы тутъ взяли старость,раны, смерть...

Она опять заплакала.

— Ну, перестань же. Ты прямой ребенокъ. Да развѣ ты и я не должны умереть когда-нибудь? Это общая доля. Одинъ сегодня, другой завтра. Почему же не говорить объ этомъ? Человѣкъ долженъ свыкаться съ этою мыслію. Развѣ не можетъ случиться, что ты или я, черезъ недѣлю умремъ? Скажи сама. — Развѣ это было бы такое сверхъестественное чудо?

— Не чудо, — но этого не должно быть — и не будетъ!

— Не будеть! Это ужъ очень-рѣшительно... Ну, да пусть по твоему, — пусть я буду безсмертенъ. Это все-таки не резонъ, чтобъ тебѣ не выходить за-мужъ. — Чтò жъ ты будешъ цѣлый вѣкъ дѣлать со старикомъ?

— Да какой вы старикъ, папà! Вы лучше всѣхъ молодыхъ.

— Спасибо, душечка, за комплиментъ. Но мнѣ все-таки полные сорокъ-восемь лѣтъ, а это такъ близко къ старости, что ужъ лучше заранѣ говорить это всѣмъ, чѣмъ послѣ мнѣ будутъ напоминать объ этомъ... Ну, да пожалуй, пусть и это будетъ по твоему. Пусть я еще и молодъ и хорошъ собою. Такъ по этому вѣдь я еще могу и жеииться. Чтò жъ ты тогда будешь дѣлать?

Сульмскій думалъ, что Вьрушка расхохочется отъ его идеи, — вышло совсѣмъ противное. Она вспыхнула, покраснѣла, глаза eя засверкали, чашка чаю полетѣла въ сторону.

— Вы, пaпà? Жениться? вскричала она съ какимъ-то изступленіемъ. Нѣтъ! этого никогда не будетъ. Я не допущу васъ до этой глупости.

— О, о! да ты.ужъ, кажется, сердишься... послушай, другъ мой, это неприлично. Этой черты я никогда еще не замѣчалъ въ твоемъ характерѣ. Посмотрись скорѣе въ зеркало, — и ты увидишь, кàкъ гнѣвъ обезображиваетъ самое прекрасное лицо. Сердиться же

на отца — и душевно, и тѣлесно — нехорошо.

Съ воплемъ бросилась Вѣрушка къ Сульмскому на шею, — и осыпала его нѣжнѣйшими поцѣлуями.

— Ну, ну! я вѣдь такъ сказалъ. Знаю, мой милый другъ, твое доброе сердце, твою чистую душу... Перестань же... Кончено!.. поговоримъ о другомъ...





====page 139====





Разговоръ ихъ однакоже не продолжался. Слуга доложилъ, что подъѣхали сани Чубукова.

— Ну, вотъ видишь ли, — а я и неодѣтъ еще. Заболтался съ тобою. Поди же, прими его, — а я въ минуту явлюсь и выручу тебя.

Молча повиновалась Вѣрушка и отправилась къ Чубукову.

Можно вообразить себѣ все затруднительное положеніе его. Онъ думалъ, что Вѣрушка начнетъ съ нимъ объясняться на-счотъ свадьбы и приданаго. И потому на обыкновенное ея привѣтствіе и спросъ о погодѣ, морозѣ и вѣтрѣ, отвѣчалъ съ большими ужимками и поклонами, выжидая рѣшительнаго съ ея стороны начала. Заранѣе восхищался онъ мыслію, что успокоитъ всѣ ея опасенія и великодушно скажетъ ей: «Мнѣ никакого прнданаго не надо. Вы однѣ», и прочее... Къ-сожалѣнію ожиданіе его не исполнилось. Вошолъ Сульмскій и Вѣрушка исчезла. — Надобно было снова отвѣчать на вѣчные вопросы о погодѣ и морозѣ. — Когда же они кончились и Чубуковъ уже сбирался самъ начать свои вопросы, вдругъ доложили о пріѣздѣ Сусликова. Надобно было снова подвергнуться разговору о метереологіи.

Наконецъ фразы китайской учтивости окончились. Сусликовъ первый откашлялся и началъ рѣчь.

— Итакъ, всепочтеннѣншій и любезнѣйшій Александръ Петровичъ.. позвольте вамъ всепокорнѣйше напомнить о вчерашнемъ нашемъ разговорѣ и моемъ усерднѣйшемъ предложеніи. Смѣю ли спросить, какая воспослѣдовала резолюція?

Сульмскій позамялся, придумывая, какія слова употребить для учтиваго отказа; — но минутою его молчанія воспользовался Чубуковъ, чтобъ отпустить ему и свою фразу.

— Да! старый камрадъ! (такъ называлъ онъ безъ разбора всѣхъ военныхъ) и я за тѣмъ же пріѣхалъ. Пора остепениться. Ты меня знаешь, я человѣкъ безъ чиновъ, богатъ и ни отъ кого не завишу. Родни у меня нѣтъ. Триста душъ и конской заводъ: все это по смерти достанется женѣ моей. А мнѣ ничего не надо. Говори же, сосѣдушка, что ворковала объ насъ твоя сизая пташка? Кто изъ насъ двоихъ съ носомъ?

— Вы, господа, знаете дѣвичій обычай. Всѣ онѣ говорятъ сперва, что ни за чтò въ свѣтъ за-мужъ не пойдутъ, — а послѣ какъ сердчишко заговоритъ... Тутъ онъ остановился, и старался, дать своей рѣчи другой оборотъ, — но Чубуковъ опять воспользовался этимъ и спросилъ:

— Въ чью пользу говоритъ ея сердце, сосѣдушка? Военнаго или штатскаго она хочетъ? шпагу или перо?





====page 140====





— Кажется, добрые друзья мои, что у ней сердечные вѣсы никуда еще не перетягиваются. Она еще очень-молода... я говорилъ ей объ васъ, — и она очень-благодарна вамъ, особливо за вашу великодушную готовность, чтобъ не требовать большаго приданаго...

— Я ужъ сказалъ, что мнѣ ничего не надо, воскликнулъ Чубуковъ: все, чтò мое — ей принадлежитъ.

— И я, всепочтеннѣйшій Александръ Петровичъ, совершенно полагаюсь въ этомъ случаѣ на ваше усмотрѣніе, — прибавилъ Сусликовъ. Знаю, что изъ вашихъ 110-ти душъ мудрено вамъ будетъ удѣлить намъ на прожитье... развѣ что-нибудь изъ желѣзнаго ларца пожалуете... ну, да это все совершенно въ вашей волѣ...

— О какомъ желѣзномъ ларцѣ вы говорите? спросилъ Сульмскiй.

— Ну, извѣстно о какомъ. У всякаго хозяина есть свой запасный ларчикъ — денежка на чорный день. Вы, по походамъ хаживавши, не даромъ же били Французовъ и всю заморскую сволочь. Вѣрно понакопили кое-что. Ну, да дай Богъ. Оно такъ и должно-быть. Кто жъ изъ службы выходитъ съ пустыми руками! И у меня есть своя кубышка. Все крохи отъ просителей. Станетъ на нашъ вѣкъ съ Вѣрой Александровной, — если вы изъ своей не захотите намъ прибавить...

— Очень ошибаетесь, Антипъ Егоровичъ, сказалъ Сульмскій съ нѣкоторою гордостію. Я службу оставилъ гораздо-бѣднѣе, нежели былъ при вступленіи. Я долженъ былъ пять лѣтъ здѣсь выжить, чтобъ поправить имѣніе, — и только эта рѣшимость сохранила мнѣ мою маленькую деревню. Въ ней все мое имущество; запасныхъже ларцовъ у меня нѣтъ. Я служилъ, а не грабилъ. Въ приданое же за Вѣрушкою съ радостію отдамъ половину всего, чтò имѣю, если сердце ея выберетъ кого-нибудь и если избранный ею согласится принять 55-ть душъ...

— Боже сохрани! вскричалъ Чубуковъ.

— Богъ съ ними, повторилъ слабымъ голосомъ совѣтникъ. Вашихъ деревень намъ не надо... Да и о желѣзномъ ларцѣ я только для того упомянулъ, чтобъ вы, всепочтеннѣйшій Александръ Петровичъ, не скрытничали съ друзьями и будущею роднею. Все ваше останется при васъ...

— Не понимаю, о чомъ вы мнѣ говорите, перебилъ его Сульмскій. Кажется, я уже ясно вамъ сказалъ, что у меня нѣтъ подобнаго ларца...





====page 141====





— А тотъ, что въ спальнѣ у васъ стоитъ подъ образами, — съ живостію подхватилъ Сусликовъ. Мы-таки слыхали объ немъ.

— Такъ вы объ этомъ говорите? сказалъ Сульмскій съ горькою ироніею. О! вы правы. Въ немъ заключено самое драгоцѣнное мое достояніе. Но изъ него не могу я вамъ удѣлить ни золотника...

— А! такъ тутъ золоток, сказалъ Сусликовъ... Ну, да впрочемъ вѣдь это не мое дѣло. Оставьте все при себѣ, а когда Вѣра Александровна будетъ счастлива со мною, то, можетъ-быть, вы и разступитесь. — Теперь прошу васъ только объ ея рукѣ...

— И я, дружище, сказалъ Чубуковъ: только съ тѣмъ, чтобъ ты мнѣ никогда и не заикался ни о своихъ 55-ти душахъ, ни о своемъ желѣзномъ ларцѣ. Ну, говори же рѣшительно, кого она выбираетъ?

— Покуда никого, любезные сосѣди. Она благодаритъ васъ обоихъ за ваше доброе къ ней расположеніе, — и проситъ остаться по-прежнему ея друзьями. Впередъ же, чтó Богъ дастъ. Но сколько я могу догадаться изъ словъ ея, то, кажется, она еще слишкомъ-молода для семейной жизни. Дайте ей годокъ, другой осмотрѣться въ свѣтѣ, такъ она заговоритъ другое.

— Оно бы и такъ, дружище, сказалъ Чубуковъ со вздохомъ: да наши-то года уходятъ. И теперь ужъ есть кое-гдѣ проклятыя сѣдинки, а года черезъ два, смотри, ихъ разведется столько, что ужъ жениться-то и совѣстно будетъ. Впрочемъ какъ быть! Насильно милымъ не будешь... Дай руку! Между нами все остается по-прежнему. Старые камрады никогда не сердятся другъ на друга... Дай же водки — и выпьемъ съ горя. Не такъ ли, Антипъ Егоровичъ?»

— Выпить то конечно надо, сказалъ Сусликовъ: а все-таки очень-жаль, что Вѣра Александровна такъ неблагоразумно поступила. Не всякой день найдутся такіе женихи, какъ мы. Ну, да я вѣдь старинный служитель правосудія. Знаю, что хорошее рѣшеніе не дается въ одинъ день. Будемъ почаще ходить къ ней на поклонъ, такъ, можетъ-быть, и смилуется. А до-тѣхъ-поръ, разумѣется, мы съ вами, Александръ Петровичъ, останемся въ прежнихъ дружественныхъ сношеніяхъ... А въ доказательство выпью за ваше и Вѣры Александровны здоровье!

Принесли водку, закуску, и въ продолженіе прощальнаго разговора полштофика какъ не бывало. И тогда уже, какъ Антипъ Егоровичъ увидѣлъ ужасную пустоту сосуда, онъ тотчасъ же раскланялся и уѣхалъ. — Чубуковъ остался еще на нѣсколько ми



====page 142====





нутъ, и за неимѣніемъ уже водки, спросилъ воды, потому-что его мучила жажда.

— Эхъ, братъ, обидвоі сказалъ онъ, пригорюнясь. Цѣлый вѣкъ сбирался я жениться и, увидя твою Вѣру Александровну, похвалилъ было себя за пожданье. А теперь выходитъ на-повѣрку, что родъ Чубуковыхъ покажутъ въ выморочныхъ. И глупо, и досадно!

Сказавъ это, онъ схватилъ фуражку и ушолъ.



ГЛАВА IV.

Довольный праздничнымъ обѣдомъ,

Сосѣдъ сопитъ передъ сосѣдомъ;

Подсѣли дамы къ комельку;

Дѣвицы шепчутъ въ уголку;

Столы зеленые раскрыты...

Пушкинъ.

Какъ мраморъ лоснится чело,

И мертвеца до половины

Пушистымъ снѣгомъ занесло.



Черезъ нѣсколько дней послѣ этой сцены, сидѣлъ Сульмскій съ Вѣрушкою пo-утру за чаемъ и распредѣлялъ часы занятій предстоящаго дня. Все уже было условлено, улажено и даже запечатлѣно нѣсколькими поцѣлуями Вѣрушки, вдругъ судьба все разрушила. Явился человѣкъ съ письмомъ отъ Аграфены Петровны Мыловой. Она приглашала Сульмскаго съ дочерью на вечерокъ, по случаю имянинъ одного изъ сыновей своихъ. Дѣлать было нечего. Въ провинціи нельзя отказаться отъ приглашенія: это считается величайшимъ преступленіемъ, а потому Сульмскій пожалъ плечами и сказалъ слугѣ, что «велѣно де-благодарить и непремѣнно будутъ»

Вѣрушка надулась. Она такъ была сейчасъ довольна, что цѣлый день проведетъ одна съ отцомъ, — а теперь надобно было ѣхать въ гости, и къ кому? Къ несносной Аграфенѣ Петровнѣ, которую она отъ-души ненавидѣла и къ которой всегда съѣзжались всѣ старухи, осматривающія съ ногъ до головы и пересужающія каждую нитку, каждую булавку.





====page 143====





Отецъ думалъ развеселить ее, занявъ разговоромъ о нарядахъ, и спросилъ, чтò она надѣнетъ? Но и это не помогло. Она уныло отвѣчала, что надѣнетъ голубое кисейное платье, потому-что оно ему нравится, и замолчала.

— Но кисейное на имянины не йдетъ. Надобно какое-нибудь толковое, сказалъ Сульмскій, чтобъ расшевелить ее.

— Пожалуй. Такъ я надѣну голубое тафтяное.

— Все голубое! Чтò у тебя за страсть къ этому цвѣту.

— У меня? Да вѣдь онъ вамъ нравится, папà.

— Ты ѣдешь не для меня, моя милая...

— Да ужъ ей Богу и не для тѣхъ уродовъ, которые тамъ будутъ.

— Да вѣдь для меня ты хороша и въ ситцевомъ платьѣ, а для нихъ приличіе требуетъ надѣвать другое.

— Ну, такъ я и надѣну то, которое вамъ нравится. А до ихъ сужденій мнѣ, право, очень-мало нужды.

— Нѣтъ, моя милая. Сужденья общества очевь-важны на свѣтѣ. Мы безпрестанно въ гордости своей говоримъ, что презираемъ людскимъ мнѣніемъ, а между тѣмъ все дѣлаемъ, чтобъ пріобрѣсть извѣстность. Мы воображаемъ, что можемъ прожить и безъ похвалы людей, а между-тѣмъ все наше существованіе зависитъ отъ общественнаго мнѣнія. Болѣе же всего подвержены его приговорамъ женщины. О мужчинахъ судятъ всегда снисходительно. Ихъ поступки извиняютъ, потому-что всякой почти можетъ быть заглаженъ. Но женщины!.. О! Боже сохрани попасть женщинъ въ передѣлъ молвѣ и общественному сужденію! Она погибла. Теперь ты еще этого не понимаешь, милый другъ мой; но старайся во всю жизнь дорожить общественнымъ мнѣніемъ: для васъ оно часто выше собственнаго своего сознанія.

Сульмскій замолчалъ, потому-что Вѣрушка почти не слушала его наставительной тирады. Она съ разсѣянностію выводила разные узоры мизинцемъ по-столу, на который сама же недавно пролила чай. Внимательно посмотрѣлъ онъ нѣсколько минутъ на нее. Внутреннее волненіе ясно изображалось во всѣхъ чертахъ ея. Видно было, что она преодолѣваетъ какое-то чувство, обдумываетъ какую-то идею. Сульмскій всталъ и хотѣлъ выйдти.

— Куда вы, папá? — спросила она задумчиво.

— Никуда. Обойду по дому. Все ли въ порядкѣ?

— Все, пaпà. Не ходите. Посидите со мною.

— Да ты сегодня не въ-духѣ, а я сердитыхъ не люблю.

— Ахъ, папà! я не сердита. И на кого мнѣ сердиться?.. Но вы мнѣ сказали такую вещь...





====page 144====





— Какую же?

— Скажите мнѣ откровенно, развѣ это можетъ случиться, чтобъ вы женились?

— Случиться можетъ, но не случится.

— Послушайте, папá... Обѣщайте мнѣ торжественно, что это никогда не случится, — и я вамъ поклянусь, что никогда за-мужъ не выйду.

— Это чтó за идеи! Какая тутъ аналогія? Если я женюсь, то конечно это будетъ глупость; но если ты выйдешь за мужъ, то исполнишь долгъ свой и мое искреннѣйшее желаніе.

— Ваше желаніе! вскричала она и вдругъ замолчала. Лицо ея вспыхнуло, слезы блеснули на глазахъ.

— Въ такомъ случаѣ назначьте мнѣ сами мужа, — и чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше, чѣмъ онъ будетъ сквернѣе, тѣмъ для меня пріятнѣе. Я очень буду рада, что исполню ваше желанiе.

Сказавъ эти слова едва внятнымъ отъ слезъ и досады голосомъ, она вскочила и ушла. Молча посмотрѣлъ Сульмскій ей во-слѣдъ, покачалъ головою и тихо сказалъ:

— Боже мой! Неужели?..

Печально сѣлъ онъ за бюро и машинально началъ перебирать бумаги. Вчерашнее свидѣтельство попалось ему на глаза. Долго и задумчиво смотрѣлъ онъ на него, вздохнулъ и медленно опять спряталъ. Посидѣвъ нѣсколько минутъ въ размышленіи, Сульмскій вдругъ опомнился, всталъ и началъ очень-хладнокровно одѣваться. Потомъ пошолъ по дому и по скотнымъ. дворамъ.

Возвратясь черезъ полчаса, нашолъ онъ Вѣрушку у фортепьяно, очень-усердно разыгрывающую ноктюрну Цейнера. Красныя глаза ея изобличали, что она плакала. Сульмскій сталъ, по-обыкновенію, за стуломъ ея и началъ дѣлать на игру замѣчанія ея, а какъ онъ былъ взыскателенъ по музыкальной части, то иногда безпрестанныя его остановки производили въ ней нетерпѣніе. Теперь же она кротко и послушно передѣлывала всѣ пассажи и исполняла всѣ его замѣчанія.

— Хорошо ли, папà? спросила она его по окончаніи.

— Изрядно.

— Дайте же ручку, да поцѣлуйте меня. 

Онъ наклонился и поцѣловалъ ее въ лобъ; она обвилась обѣими руками вокругъ его шеи.

— Не правда ли, папà, я очень-глупа?

— Нѣтъ, моя милая, но очень-молода еще. Впрочемъ и отъ этого недостатка ты будешь день-ото-дня исправляться.

Вѣрушка тихо опустила голову и о чомъ-то задумалась.





====page 145====





— Скажите мнѣ пожалуйста, пaпà, сказала она послѣ нѣкотораго молчанія: отчего дѣти всегда любятъ родителей своихъ больше, нежели родители любятъ дѣтей своихъ?

— О! какъ ты ошибаешься, другъ мой, отвѣчалъ Сульмскій съ нѣкоторою досадою: этого почти никогда не бываетъ, а чаще бываетъ на-оборотъ. Но любовь родителей, какъ святыня, глубоко заключена въ сердцѣ. Она не проявляется въ безпрестанныхъ ласкахъ и нѣжностяхъ, она не расточается въ пустыхъ словахъ, не вспыхиваетъ при всякомъ случаѣ, а горитъ тихою, вѣчною, неугасаемою лампадою, которая и за гробомъ не гаснетъ.

— Все это можетъ быть, но только я увѣрена, что я люблю васъ больше, нежели вы меня.

— Ошибаешься и въ этомъ. — Ты еще сама не понимаешь своихъ чувствъ. Твои ощущенія пылки, нѣжны, но они вовсе не доказываютъ истинной дѣтской любви. Тебѣ нуженъ какой-нибудь предметъ привязанности, отецъ, мать, братъ, сестра, чижикъ, кошечка, все-равно, лишь бы ты могла расточать свои ласки.

Задумчиво покачала Вѣрушка головою, и оборотясь къ фортепіано, заиграла опять прежнюю ноктюрну, а Сульмскій началъ ходить по комнатѣ. Взглянувъ на нее нечаянно, онъ увидѣлъ, что по щекамъ ея текутъ крупныя слезы.

— Это чтò еще? сказалъ онъ. О чомъ ты плачешь? Ну, кàкъ тебѣ не стыдно. Развѣ этимъ ты тоже докажешь любовь свою къ отцу?

Она перестала играть, опустила голову и зарыдала.

Перестань же, пожалуйста. Ты знаешь, что для меня слезы твои хуже всего на свѣтѣ.

Вѣрушка встала, подошла къ отцу, обняла его, отерла слезы, и не сказавъ ни слова, опять сѣла за фортепіано. — Оба замолчали. Такъ прошло цѣлые полчаса. Наконецъ она встала и весело сказала отцу;

— А чтó, пaпà? Не страшно ѣхать ночью? Въ чомъ мы поѣдемъ?

— Въ саняхъ, въ одну лошадь. Тутъ всего три версты. Бояться нечего: здѣсь не водятся разбойники. Только въ романахъ случаются всегда приключенія, если герои куда-нибудь поѣдутъ ночью... Но прошу тебя одѣться потеплѣе. Сегодня, кажется, холодно.

— Совсѣмъ нѣтъ. Перепадаетъ снѣгъ и на дворѣ туманно... А рано ли мы поѣдемъ?





====page 146====





— Обыкновенно, часовъ въ 5-ть послѣ обѣда. Здѣсь вѣдь съѣзжаются не по-петербургски.

Опять молчаніе. Видно было, что прерванный разговоръ касался вовсе не того, о чомъ каждый изъ нихъ думалъ. Вѣрушка первая рѣшилась приблизиться къ предмету своихъ думъ.

— А что, папà, сказала она нѣсколько дрожащимъ голосомъ, правда ли, что я похожа на покойную маменьку?

Сульмскій горько улыбнулся и быстро взглянулъ на Вѣрушку.

— Ты знаешь, моя милая, отвѣчалъ онъ, что я очень не люблю говорить объ этомъ. За чѣмъ же ты спрашиваешь?

— Но отчего вы, пaпà, не любите говорить объ этомъ?

— Это тайна, другъ мой. И если бъ для твоего счастія и спокойствія нужно было, чтобъ ты ее знала, то я давно бы сказалъ тебѣ ее..

— О, какъ бы я была счастлива и спокойна, если бъ теперь объ этомъ знала!

— Напротивъ! Повѣрь моей любви къ тебѣ и моей опытности. Изъ пустаго упрямства я бы, вѣрно, не скрывалъ отъ тебя этой тайны. Тебѣ, по твоимъ лѣтамъ, надобно помечтать о чомъ-нибудь; слово мать, разумѣется, воспламеняетъ твое воображеніе, говоритъ твоему сердцу. Ты совершенно права. Это самое священное чувство въ природѣ. Думай, мечтай о своей матери. Таинственность, подъ которою я отъ тебя скрываю прочія обстоятельства, даетъ тебѣ обширное поле для мечтательности. Но говорю тебѣ въ послѣдній разъ: никогда не спрашивай у меня объ этомъ ничего. Теперь я тебѣ отвѣчаю, какъ другъ и отецъ; другой разъ я ни слова не скажу и уйду.

Вѣрушка опустила голову, и слезы опять показались на щекахъ.

— Странныя вы, дѣвушки! продолжалъ Сульмскій: удовлетвореніе любопытства для васъ выше всего, а разсудка — ни искры. Неужели ты можешь думать, что безъ важнѣйшихъ въ свѣтѣ причинъ, я скрывалъ бы отъ тебя тайну?... Ты бы сама должна была уважать мое молчаніе... Впрочемъ, для твоего успокоенія, я могу сказать, что скрытность моя будетъ не вѣчна. Обѣщаю тебѣ все сказать — только на другой день твоей свадьбы.

— Значитъ ваше молчаніе будетъ вѣчно, потому-что я никогда не выйду за мужъ. Это я вамъ также вѣрно и свято обѣщаю.

— Противъ этого я тебѣ ничего не буду говорить. Пока сердце твое молчитъ, ты, можетъ-быть, въ-самомъ- дѣлѣ такъ думаешь, а когда пробьетъ твой часъ, ты заговоришь другое.

— Никогда.





====page 147====





— Увидимъ.

Разговоръ кончился. Сульмскій прошолся нѣсколько минутъ молча по комнатѣ и ушолъ, чтобъ заняться хозяйственными распоряженіями, а Вѣрушка бросилась на диванъ, схватила лежащую тамъ книгу, принялась, по-видимому,читать, но вскорѣ опустила и книгу, и голову, и нѣсколько минутъ оставалась въ этомъ положеніи. Наконецъ кинула книгу, вскочила съ живостію, и съ твердостію сказала:

— Увидимъ!

—

Послѣ обѣда они отправились къ Аграфенѣ Петровнѣ. Черезъ четверть часа были уже у нея. Мелкіе гости давно собрались. Таковъ обычай. Крупные люди всегда и вездѣ пріѣзжаютъ позже. Ихъ надо ждать, имъ надобно кланяться. Впрочемъ, Аграфена Петровна каждому твердила, что она церемоній терпѣть не можетъ. И дѣйствительно, она никого изъ гостей не встрѣчала, ни для кого почти не вставала, а всѣ къ ней подходили, здоровались и садились около ея дивана, въ томъ разстояніи, какое каждому гостю по чину или богатству, слѣдовало.

Не знаю, пожелали ли бы мои читатели имѣть описаніе комнатъ, освѣщенія и угощенія Аграфены Петровны? Но признаюсь, какъ ни нравились мнѣ самому подобныя картины, я всегда жалѣлъ объ одномъ: почему всѣ такія описанія выставляются съ смѣшной стороны? Конечно, для столичныхъ жителей, которые всякой вечеръ видятъ блескъ кенкетовъ въ самыхъ роскошныхъ переливахъ, которые ежедневно скользятъ по паркету, и въ угощеніи привыкли къ мороженому, ананасамъ, конфектамъ и ко всѣмъ предметамъ, такъ пріятно льстящимъ нашему вкусу и очищающимъ наши карманы, — для такихъ, конечно, деревенскій вечеръ покажется и жалкимъ, и смѣшнымъ. Но въ-самомъ-то дѣлѣ онъ вовсе не,таковъ. Сельскіе помѣщики съѣзжаются рано, потому-что у нихъ и день начинается гораздо-раньше городскаго. У нихъ нѣтъ паркета, потому-что, принимая ежедневно прикащиковъ, старостъ и крестьянъ, они бы вскорѣ всякій паркетъ сдѣлали хуже досчатаго пола. У помѣщиковъ горятъ сальныя свѣчи, вмѣсто восковыхъ, а кенкетовъ очень-мало, и это потому, что сельская прислуга такъ бы хорошо чистила и содержала лампы, что онѣ были бы хуже всякой сальной свѣчи. Тамъ нѣтъ мороженаго, ананасовъ, конфектъ, но гдѣ жъ ихъ взять въ деревнѣ? — Однимъ сло





====page 148====





вомъ, тамъ, съ одной стороны, довольно благоразумія, чтобъ не разоряться по-городскому на пустую роскошь въ угощеніи, а съ другой, они самымъ радушнымъ и изобильнымъ образомъ потчуютъ собственными своими произведеніями и издѣліями! Всѣ къ этому привыкли, всѣ довольны. Желудки отъ этого гораздо еще полнѣе, а карманы не страдаютъ чахоткою, какъ это случается послѣ городскихъ угощеній. Наконецъ, излишняя церемонность провинціаловъ точно покажется странною для столичнаго жителя. Впрочемъ, и на этотъ счотъ, Богъ вѣсть, гдѣ лучше обычаи! У насъ привыкли являться къ обѣду и на вечеръ почти также, какъ въ трактиръ, то-есть, не занимаясь ни хозяевами, ни гостями, а только собственно собою, и если гость наѣлся, напился, провелъ часа два,три пріятнымъ образомъ, то спокойно беретъ шляпу, не говоря никому ни слова, и уходитъ. И никто объ этомъ не заботится. Въ провинціи, для гостей конечно тяжело. Нельзя ни сѣсть выше старшаго, ни сказать своего мнѣнія прежде его; надобно пріѣхать и уѣхать по всѣмъ правиламъ установленныхъ церемоніаловъ; надобно взвѣсить каждый отвѣтъ, каждое слово, каждый шагъ, а не то щекотливость провинціаловъ тотчасъ приметъ на свой счотъ малѣйшую остроту. Въ танцахъ, надобно выдѣлывать всѣ па; въ картахъ надобно угождать дамамъ и чиновнымъ людямъ, въ бостонѣ ходить въ вистъ ни съ чѣмъ, а когда игра проиграна, то выпускать ихъ. Конечно это все имѣетъ свои неудобства; но къ нимъ уже привыкли провинціалы; это уже ихъ таблица умноженія, которую они твердо заучили, — это ихъ вторая натура. Бываютъ и они въ столицахъ, но воротясь, говорятъ всегда: тамъ хорошо, а у насъ лучше. И едва ли они не правы! Все хорошо на своемъ мѣстѣ, все прилично въ своемъ кругу, все пріятно по своимъ обычаямъ.

Вотъ по этому-то я и не описываю подробностей дома, лицъ и угощенія Аграфены Петровны. Извините, читатели!

У Аграфены Петровны все было, какъ водится.

Въ числѣ гостей, разумѣется, были и отставные женихи Вѣрушки, Чубуковъ и Сусликовъ. Не-смотря на полученный отказъ, они оба при появленіи ея прильнули къ ней взорами и преслѣдовали ее повсюду. Сульмскимъ же тотчасъ завладѣла сама хозяйка — и засы́пала всѣми возможными ласковостями и вареньями.

Самымъ важнымъ гостемъ былъ въ тотъ вечеръ уѣздный предводитель дворянства, отставный ротмистръ Хрюминъ. По званію своему онъ былъ должностной покровитель всего окружнаго дворянства — и, послѣ хозяйки, всѣ пріѣзжіе гости кланялись ему





====page 149====





прежде всѣхъ. Однако же и онъ оказывалъ Сульмскому всѣ возможные знаки уваженія, потому-что военный, какимъ бы онъ гражданскимъ званіемъ ни былъ облеченъ, никогда не посмотритъ съ высoкà на бывшаго своего товарища на полѣ битвы, а окажетъ

ему все вниманіе, какое тотъ заслуживаетъ.

Аграфена Петровна засадила тотчасъ же съ собою въ бостонъ Сульмскаго, Хрюмина и Чубукова. (Видно и она любила оказывать уваженіе военнымъ!)

Во-время антрактовъ бостона, всѣ распрашивали Хрюмина о городскихъ и государственныхъ новостяхъ. Онъ по-маленьку сообщалъ имъ все, чтò зналъ и слышалъ, и, какъ кажется, берегъ самую важную новость подъ конецъ, — потому-что уже на шестомъ турѣ обратился онъ вдругъ къ Сульмскому съ вопросомъ:

— А вы не слыхали, Александръ Петровичъ, еще важной новости?

— Нѣтъ, Иванъ Егоровичъ. Вы вѣдь знаете, что я не любопытенъ. Чтò мнѣ за дѣло до новостей?

— Однако же эта очень-интересна. Къ намъ ѣдетъ новый губернаторъ...

Едва успѣлъ, онъ это выговорить, какъ всѣ общество вскочило, взволновалось и приступило къ нему съ. распросами, разумѣется, всѣ кромѣ Сульмскаго, который очень-спокойно остался на своемъ мѣстѣ.

Хрюминъ былъ въ восторгѣ отъ дѣйствія, произведеннаго его извѣстіемъ, — и важно покачиваясь на креслахъ, отвѣчалъ на всѣ вопросы какъ бы нé-хотя и забавлялся всеобщимъ нетерпѣніемъ. Наконецъ, по усильной просьбѣ хозяйки, объявилъ онъ, что новымъ губернаторомз. къ нимъ назначенъ дѣйствительный статскій совѣтникъ, князь Иванъ Александровичъ Гульбинъ.

При этомъ имени, Сульмской, непринимавшій дотолѣ ни малѣйшаго участія во всеобщемъ разговорѣ и любопытствѣ, обратилъ особенное вниманіе на слова Хрюмина и заставилъ его еще разъ повторить имя и отчество князя. Это имя напомнило ему многое. Невольно взглянулъ онъ на Вѣрушку, — и тихо повторилъ: князь Гульбинъ? Послѣ этого, однако же, чтобъ, въ свою очередь, не привлечь всеобщихъ распросовъ, онъ замолчалъ и съ участіемъ слушалъ разсказъ Хрюмина о свойствахъ новаго начальника губерніи.

Пріѣздъ новаго губернатора! о! это великая эпоха для провинціаловъ. Столичные жители не могутъ имѣть и понятія о впечатлѣніи, какое производитъ подобное событіе. Перемѣна ми





====page 150====





нистровъ, пріѣздъ иностранныхъ принцевъ, гораздо-менѣе производятъ толковъ и ожиданій въ столицѣ, нежели прибытіе новаго губернатора въ провинціи. Аграфена Петровна въ эту торжественную минуту даже забыла о своемъ бостонъ, сдѣлала ренонсъ, поставила ремизъ — и это обстоятельство заставило ее воскликнуть:

— Ну, такъ не къ-добру же онъ сюда пріѣхалъ! По его милости я поставила ремизъ, и предсказываю ему такую же во всемъ удачу. Припомните мое слово!

По снисхожденію, или по долгу службы, многіе вступились за новаго своего начальника — и начался споръ; а какъ на провинціальныхъ вечерахъ это составляетъ самое пріятное занятіе, да и провинціалы не охотники притомъ часто переходить отъ одного предмета къ-другому, то разговоръ о бывшихъ и будущихъ губернаторахъ занялъ общество на весь вечеръ, вплоть до ужина. Да, господа читатели, до ужина! Въ провинціи еще ужинаютъ, и порядочно ужинаютъ. Счастливые люди! У нихъ отъ этого ни цвѣтъ лица не портится, ни желудокъ не обременяется, ни сонъ не пропадаетъ.

За столомъ присоединилось къ собранію и общество дѣвицъ, бывшихъ во все это время въ другой гостиной и занимавшихся собственными своими предметами развлеченія и пріятнаго препровожденія времени. У нихъ были фортепьяно, романсы, невинные между собою вальсы, и особенный столъ, уставленный разными вареньями и мочоными яблоками. И за ужиномъ сѣли онѣ всѣ отдѣльно, рядкомъ, и не мѣшались въ общій разговоръ. Да и что имъ за дѣло до губернаторовъ и вице-губернаторовъ? Онѣ очень хорошо знаютъ, что вся власть на землѣ принадлежитъ граціямъ.

Умильно поглядывали на Вѣрушку Чубуковъ и Сусликовъ, и даже Хрюминъ изрѣдка косился на нее, не-смотря на тò, что вблизи его сидѣла сухощавая его супруга, подарившая ему въ пять лѣтъ семерыхъ дѣтей. Одна Вѣрушка смѣло и величаво осматривала все застольное общество; прочія дѣвицы не рѣшались и на это. Зато Аграфена Петровна, наклонясь иа ухо къ г-жѣ Хрюминой, шепнула ей, чтобъ взглянула на Вѣрушку и замѣтила, какъ поглядываютъ петербургскія барышни. Та пожала плечами, — и отвѣчала: срамъ да и только!

За ужиномъ Аграфены Петровны не часто обносили гостей винами. Только въ концѣ, за десертомъ, подали домашней наливки, и всѣ спѣшили выпить за здоровье хозяйки. Тѣмъ все и кончилось. Ни у кого голова не отяжелѣла, никто не могъ на другой





====page 151====





день пожаловаться, чтобъ у него желудокъ былъ испорченъ. Все было чинно и благоразумно.

Цѣлый часъ продолжалось прощаніе гостей съ хозяйкою и потомъ взаимно между собою, и все-таки въ 11 часовъ уже всѣ разъѣхались.

И Сульмскіе сѣли въ свои саночки и пустились тихою рысцой по уединенной дорожкѣ, ведущей въ ихъ деревню.

Въ продолженіе вечера погода нѣсколько перемѣнилась. Поднялся довольно-сильный вѣтеръ, и снѣгъ повалилъ густыми хлопьями. Отъ этого ночь сдѣлалась еще темнѣе, а дорогу совсѣмъ замело. Бѣда была еще не велика. Кучеръ и Сульмскій могли найти дорогу ощупью. Три версты въ деревнѣ тó же, чтò въ Петербургѣ черезъ два дома. — Но какъ дороги вовсе не видать было, и легко можно было бы попасть въ ямы, канавы, или на ѣхать на косогоръ, то Сульмскій и велѣлъ кучеру опустить возжи и дать волю лошади, которая лучше всего умѣетъ въ такихъ случаяхъ находить дорогу. И дѣйствительно, конь, почувствовавъ себя на свободѣ, пошолъ смѣлѣе и веселѣе, хотя и не такъ скоро.

Вѣрушка прижалась къ отцу и съ нѣкоторою боязнію смотрѣла впередъ, хотя далѣе двухъ шаговъ и ничего не видала передъ собою. Сульмскій закуталъ ее и смѣялся надъ ея опасеніями.

— Но развѣ мы не можемъ заблудиться, папà? сказала она.

— Мы съ тобой, можетъ-быть, и заблудились бы, отвѣчалъ отецъ, но мой Сѣрко умнѣе всѣхъ насъ на этотъ счотъ, и привезетъ насъ прямо къ крыльцу.

Не успѣлъ онъ сказать этого, какъ вдругъ конь остановился и захрапѣлъ. Кучеръ схватилъ возжи и хотѣлъ понукать испуганное животное, но оно фыркало и пятилось. Кучеръ выскочилъ, чтобъ посмотрѣть, отчего происходитъ внезапный страхъ лошади, но вдругъ остановился и самъ. Передъ самою мордою коня стоялъ огромный волкъ, и глаза его ярко свѣтились въ темнотѣ. Вѣроятно, онъ былъ уже намѣренъ въ эту минуту броситься на лошадь, но видъ человѣка остановилъ его. Кучеръ не имѣлъ при себѣ никакого оружія и боялся даже крикнуть своему барину объ ужасной встрѣчѣ, чтобъ не перепугать Вѣрушки. Однакоже, не раздумывая долго, онъ мгновенно рѣшился на русскую удаль. Отступя сперва шагъ, онъ вдругъ съ ужаснѣйшимъ крикомъ и гикомъ бросился впередъ, съ поднятыми кулаками, прямо на волка. И чтò же? Волкъ опрометью бросился бѣжать отъ него, а кучеръ, преслѣдовавъ его шаговъ двадцать, возвратился съ легкою побѣдою. Каково же было его изумленіе, когда, придя на то самое мѣсто, гдѣ стояли сани, онъ не нашолъ никого! Онъ остолбенѣлъ





====page 152====





отъ изумленія, началъ звать своего барина громко, громче, во все горло, и — ни слуху, ни духу. Кучеръ перекрестился, постоялъ съ минуту въ раздумьи и началъ потомъ, наклонясь къ землѣ, разсматривать то мѣсто, гдѣ стояли сани. По слѣдамъ копытъ и полозьевъ, которыхъ снѣгъ еще не успѣлъ засыпать, кучеръ увидѣлъ, что сани поѣхали въ противную сторону отъ той, куда бѣжалъ волкъ, и поѣхали вовсе не по дорогѣ, а цѣликомъ, по полямъ, кочкамъ и оврагамъ. — Но зачѣмъ, какимъ случаемъ и куда поѣхали, этого онъ не могъ придумать.

Нѣсколько времени, почти ползкомъ, шолъ онъ по слѣдамъ саней; вдругъ въ одномъ мѣстѣ остановился съ недоумѣніемъ. На свѣжемъ снѣгу видѣнъ былъ отпечатокъ человѣческаго тѣла, какъ-будто тутъ лежавшаго нѣсколько времени, и около этого отпечатка слѣды шаговъ другаго человѣка.

— Ихъ вывалило! вскричалъ кучеръ съ горестію, и оставя слѣды саней, пошолъ теперь по слѣдамъ барина и барышни. Эти слѣды ясно были видимы въ снѣгу, потому-что иногда ноги глубоко уходили; но по направленію ихъ оказывалось, что Сульмскій воротился опять на проѣзжую дорогу, съ которой лошадь по какому-то случаю своротила.

Посмотримъ, чтò, въ-самомъ-дѣлѣ, случилось съ отцомъ и дочерью? Въ ту минуту, какъ лошадь остановилась и начала фыркать, Сульмскій догадался, что, вѣрно, гдѣ-нибудь по-близости долженъ быть волкъ, и когда увидѣлъ, что кучеръ пошолъ отыскивать предметъ, пугающій коня, то хотѣлъ ему закричать, чтобъ онъ былъ остороженъ. Но когда раздался крикъ и онъ увидѣлъ, что кучеръ бросился преслѣдовать волка, то выскочилъ самъ, чтобъ воротить своего удальца. Только, въ то самое мгновеніе, какъ раздался этотъ крикъ, испуганная лошадь вдругъ бросилась въ сторону и понесла по полю. Сульмскій едва успѣлъ ступить изъ саней и еще держалъ въ рукахъ возжи, какъ быстрый бѣгъ несущейся лошади принудилъ его броситься поперекъ въ сани. Тутъ онъ употребилъ всѣ свои силы, чтобъ удержать лошадь, но вскорѣ увидѣлъ, что это не возможно.

— Вѣра! вскричалъ онъ: выскакивай изъ саней вонъ. Скорѣй выскакивай.

— Какъ выскакивать! Я боюсь! Я упаду!

— И лучше всего. Упади просто въ снѣгъ. Сани не высоки снѣгу много. Скорѣй! Я за тобою.

Вѣрушка послушалась, наклонилась, и почти въ клубокъ свернувшись, бросилась изъ саней. Черезъ нѣсколько секундъ, и Сульмскій, оставя возжи, сдѣлалъ тоже, подбѣжалъ къ своей дочери,





====page 153====





поднялъ ее, успокоилъ и повелъ болѣе на удачу, нежели въ полной увѣренности, что идетъ на дорогу. По его расчисленію до дому оставалось не болѣе двухъ верстъ; но ночь, снѣгъ, вѣтеръ и неизвѣстность направленія сильно безпокоили его. А главное тò, что Вѣрушка, въ тоненькихъ своихъ мѣховыхъ сапожкахъ, подвергалась сильной простудѣ, потому-что сапожки эти очень-хорошо грѣли, когда она сидѣла въ саняхъ, но давно ужъ промокли при первыхъ шагахъ ея въ снѣгъ, доходившій иногда до колѣнъ. Къ-счастію, Вѣрушка, казавшаяся испуганною въ первыя минуты происшествія, вскорѣ опомнилась и не только съ твердостію и смѣлостію пошла подлѣ отца, но еще безпрестанно объ немъ самомъ заботилась. Это обстоятельство успокоило Сульмскаго, и онъ, съ бодростію подхватя Вѣрушку, несъ ее почти на воздухѣ, быстро шагая по снѣгу.

Съ трудомъ однако подвигался онъ впередъ. При напряженіи силъ своихъ для поддержанія Вѣрушки, чтобъ нога ея не глубоко уходила въ снѣгъ, онъ самъ погружался за то по колѣни на каждомъ шагу. Слишкомъ полчаса шолъ онъ бодро и смѣло; но мало-по-малу начали силы его упадать, и какое-то безпокойство овладѣло его сердцемъ. Поминутно спрашивалъ онъ: Вѣрушка! Каково тебѣ? — И та всякой разъ ему отвѣчала; Мнѣ очень-хорошо! берегитесь только вы, пaпà! 

По расчисленію Сульмскаго, они давно уже должны были бы придти домой, если бъ направленіе ихъ было настоящее, и Вѣрушка часто спрашивала; Гдѣ же, папá, наша деревня? Но сомнѣніе уже сокрушало Сульмскаго, и онъ каждый разъ тише отвѣчалъ: Успокойся, другъ мой, скоро придемъ.

Между-тѣмъ силы обоихъ начали видимо ослабѣвать. Сульмскій былъ въ совершенной нерѣшимости. Ясно было, что онъ миновалъ свою деревню, потому-что уже почти часъ, какъ онъ шолъ, но куда именно идетъ, Богъ вѣсть! — Далѣе идти впередъ значило еще болѣе удаляться; оставаться же на мѣстѣ невозможно. Надобно было имѣть всю твердость души его, чтобъ не растеряться.

Сперва оба они говорили, шутили, помогали другъ-другу, теперь уже молча шли другъ подлѣ друга, и Сульмскій только машинально поддерживалъ Вѣрушку. Силы его уже истощились; ноги едва двигались. Чаще и чаще началъ онъ останавливаться, будто бы для того, чтобъ прислушиваться, а въ- самомъ-дѣлѣ, для краткаго отдыха. Наконецъ онъ остановился.

— Послушай, Вѣрушка, мы уже слишкомъ полтора часа идемъ. Значитъ мы не въ ту сторону пошли. Намъ давно надобно бы быть дома. Далѣе впередъ не зачѣмъ идти. Лучше воротиться.





====page 154====





— Куда же, пaпà?

— По нашимъ слѣдамъ... куда-нибудь... Я, право, теперь не знаю. Но на мѣстѣ намъ нельзя остаться. Мы оба замерзнемъ.

— Помилуйте, мнѣ жарко...

— И мнѣ тоже, но это отъ движенія. Пробывъ же пять минутъ на мѣстѣ, мы оба погибнемъ. Чувствуешь ли ты въ себѣ довольно силы, чтобъ идти назадъ!

— Я пойду за вами, куда хотите, только, признаюсь, я очень устала.

— Это оттого, что мы сначала слишкомъ-скоро и сильно пошли: это была большая неосторожность. Но теперь надобно на что-нибудь рѣшиться. Если бъ не мятель, то мы гдѣ-нибудь увидѣли бъ огонекъ, — а теперь нѣтъ никакой надежды. Въ двухъ шагахъ ничего не видать. Кто знаетъ, другъ мой, можетъ-быть, придется гулять намъ до разсвѣта.

— Боже мой! Это ужасно!

— Я за тебя только и боюсь... Тебѣ, вѣрно, не вынести этого... но я понесу тебя на рукахъ...

— Нѣтъ, папà, я вижу, что вы сами очень устали... и если бъ мнѣ только немножко отдохнуть, я готова ходить хоть до утра...

— Да отдохнуть-то и нельзя. Я ужъ сказалъ тебѣ, что пять минутъ отдыха-и-явная смерть. Пойдемъ.

Онъ почти насильно поташилъ ее назадъ. Теперь они шли тише и сберегая послѣдніе остатки упадающихъ силъ. Еще полчаса прошло, — и все та же ночь, тотъ же снѣгъ и мятель. Вѣрушка начинала видимо склоняться на руку отца, который едва могъ поддерживать ее.

— Папà! Я на минуточку сяду. Только на одну мииуту отдохнуть.

— О, ради Бога, другъ мой, собери всѣ свои силы... не останавливайся.

Она повиновалась и прошла еще съ четверть часа.

— Папà! я не могу больше идти. Одну минуту отдохнуть...

Сульмскій съ отчаяніемъ въ душѣ остановился, сбросилъ съ себя шубу на снѣгъ и посадилъ на нее Вѣрушку. Та сначала не замѣтила его движенія, и въ первую минуту наслаждалась только блаженствомъ отдыха; глаза ея невольно смыкались, руки опустились... Вдругъ она вспомнила объ отцѣ — и быстро взглянула на него. Сложа руки на груди, стоялъ онъ передъ нею и смотрѣлъ на нее. Тутъ только замѣтила она, что онъ безъ шубы, оглянулась и съ крикомъ вскочила.





====page 155====





— Надѣньте, надѣньте поскорѣе, пaпàl сказала она. Я не устала. Пойдемте.

Медленно приподнялъ онъ шубу, набросилъ на плеча, схватилъ дочь свою за руку и молча побрелъ далѣе. Казалось, физическія силы обоихъ воскресли на минуту отъ сильнаго душевнаго движенія. Еще четверть часа прошли они, — но это была послѣдняя вспышка человѣческой воли. Оба шатались при каждомъ шагѣ и оба должны были помогать другъ-другу вытаскивать ноги изъ снѣга. Наконецъ они остановились, постояли, посмотрѣли другъ на друга и упали другъ-другу въ объятія.

— Милосердный Боже! Чтò съ тобою будетъ! вскричалъ Сульмскій съ отчаяніемъ.

— Мнѣ ничего, папà, сказала Вѣрушка томнымъ голосомъ. Право, ничего. Только я устала... отдохнемте... Только не скидавайте шубы...

— Напротивъ, другъ мой. Она послужитъ для насъ обоихъ. Вотъ видишь ли какъ!

При этомъ онъ опять сбросилъ шубу, посадилъ на нее Вѣрушку самъ сѣлъ подлѣ, подобравъ оба конца шубы и закутавъ ими ноги Вѣрушки.

— Нѣтъ, нѣтъ! Этакъ вамъ холодно, вы простудитесь... Я не хочу...

Тутъ она снова хотѣла встать, но уже не могла, и съ воплемъ упала на грудь отца.

— Успокойся, милый другъ мой, ради Бога, успокойся. Присутствіе духа намъ теперь всего нужнѣе. Мы отдохнемъ немного и опять пойдемъ. Потомъ устанемъ и опять отдохнемъ. И такимъ-образомъ постараемся какъ-нибудь проходить до разсвѣта...

Но Вѣрушка уже не слышала словъ его. Склонясь къ груди отца, она погрузилась въ сонъ, или родъ безпамятства отъ истощенія силъ... Вдругъ вблизи послышался лай...

— Вѣрушка! Мы спасены! вскричалъ съ восторгомъ отецъ и вскочилъ на ноги. Слышишь ли лай собакъ?

— Слышу, отвѣчала она сквозь сонъ. Только дайте отдохнуть, уснуть.

— Вѣрушка! другъ мой! приди въ себя!..

Онъ наклонился къ ней, приподнялъ ее, но она сладко дремала. Онъ схватилъ горсть снѣгу и потеръ ей лобъ и виски. Это привело ее въ чувство.

— Чтò это, папà?

— Встань, мой другъ, встань! Слышишь ли лай собакъ? И я узнаю́. Это наши собаки. Мы близко отъ дома.





====page 156====





— Въ-самомъ-дѣлѣ!.. Какъ жаль! А я такъ хорошо спала!

Онъ приподнялъ ее на ноги, но она все-еще едва стояла и, склонясь на плечо его, дремала.

Въ эту самую минуту прибѣжали къ нимъ двѣ собаки и испустили радостный визгъ, узнавъ своего господина. Съ какимъ восторгомъ онъ обнялъ свою дворняжку!..

— Вѣрушка! Посмотри! Наши собаки. Султанъ! Медоръ!.. сказалъ онъ и снова потеръ ей снѣгомъ лобъ.

Наконецъ она совершенно пришла въ себя, вспомнила, гдѣ она, и обрадовалась появленію собакъ. Сульмскій быстро схватилъ свою шубу, надѣлъ ее, взялъ Вѣрушку за руку и быстро пошолъ за вѣрными своими вожатыми, которые снова огласили воздухъ

лаемъ, но уже радостнымъ.

Черезъ нѣсколько минутъ явилась и толпа людей, предводимая вѣрнымъ Егоромъ и кучеромъ. Потерявъ отъ мятели слѣды своихъ господъ, онъ скоро нашолъ дорогу въ деревню; тамъ онъ поднялъ всѣхъ на ноги, чтобъ шли отыскивать господъ и сани съ лошадью. Всѣ бросились въ разныя стороны, но вѣрнѣе всѣхъ поступилъ старикъ Егоръ; велѣвъ спустить съ цѣпи дворовыхъ собакъ, позвалъ ихъ и давъ имъ обнюхать старое платье Сульмскаго, пустился вмѣстѣ съ ними въ поле. — Сперва животныя бѣжали и лаяли безъ цѣли; но какъ Егоръ безпрестанно подзывалъ ихъ и давалъ обнюхивать платье, которое держалъ въ рукахъ, то они, по-видимому, поняли его мысль и бросились по полю. Къ-счастію, вѣтеръ дулъ съ той стороны, гдѣ были Сульмскіе: животныя скоро почуяли ихъ — и нашли.

Куда вдругъ дѣвалось безсиліе Сульмскаго и Вѣрушки! Узнавъ, что уже близехонько отъ дома, — они также бодро и твердо пошли, какъ въ первую минуту своей ходьбы. Съ радостными восклицаніями вездѣ встрѣчали ихъ — и по странному случаю, въ ту же самую минуту, когда Сульмскій подходилъ къ подъѣзду, прискакала и лошадь съ пустыми санями, и стала тутъ же, какъ-будто бы привезла кого-нибудь.

Съ какою радостію вошли Сульмскій и Вѣрушка въ теплыя свои комнаты! Егоръ заранѣе затопилъ каминъ и уже три часа съ нетерпѣніемъ жогъ дрова и тихонько бранилъ полковника за позднюю поѣздку. Теперь снова набросалъ онъ полѣньевъ — и огонь весело затрещалъ.

Прежде всего велѣлъ Сульмскій Вѣрушкѣ переодѣться въ своей комнатѣ и потомъ посадилъ ее на кресла у камина. Тутъ онъ приказалъ горничной тереть ей ноги теплымъ виномъ, а самъ покуда





====page 157====





тоже пошолъ переодѣваться и заставилъ Егора сдѣлать съ своими ногами такую же операцію. Послѣ этого, въ халатѣ пришолъ къ камину и сѣлъ подлѣ Вѣрушки.

О, съ какимъ восторгомъ обнялись они! Ни слова они не говорили, а понимали другъ-друга.

Расторопный Егоръ тотчасъ же явился съ кипящимъ самоваромъ и нѣсколько стакановъ чаю побѣдительно начали вытѣснять лихорадочную дрожь, распространившуюся по тѣлу ночныхъ путешественниковъ. Огонь камина дѣятельно помогъ снаружи, и Сульмскіе, кромѣ усталости и склонности ко сну, ничего не чувствовали.

Самоваръ давно уже былъ снятъ, чашки унесены, время быстро приближалось къ разсвѣту, а Сульмскій все-еще сидѣлъ подлѣ Вѣрушки, которая перешла на диванъ, поставленный прямо противъ камина. Оба они безпрестанно спрашивали другъ-друга,

каково себя чувствуютъ — и не-смотря на обоюдные отзывы, что очень-хорошо, все, казалось, не вѣрили этому и пристально глядѣли другъ на друга. Сперва Вѣрушка все цѣловала руки у отца, не говоря ни слова, а потомъ онъ самъ, поставя ей подъ ноги стулъ

на которомъ она могла бы протянуть ноги къ камину, подвинулъ къ ней свои кресла и толковымъ платкомъ началъ тереть ей ноги. Вскорѣ Сульмскоп увидѣлъ, что Вѣрушка уснула. Тогда потихоньку всталъ онъ, и обложа ее подушками, возвратился опять на кресла и тихо, тихо продолжалъ тереть ей ноги. Наконецъ и онъ уснулъ.

По-утру Вѣрушка проснулась раньше отца. При тускломъ свѣтѣ утренней зари увидѣла она, что онъ во-время сна ея заботился о ея здоровьи. Слезы благодарности наполнили глаза ея. Тихо встала она и наклонясь къ рукѣ его, съ нѣжностью поцѣловала. Сульмскій проснулся.

— Чтò ты, Вѣрушка? спросилъ онъ.

— Ничего, папà, пойду въ свою спальню. А вы лягте на диванъ.

— Хорошо, моя милая. Ступай.

Она бросилась въ его объятія, осыпала его нѣжнѣйшими ласками — и ушла. Онъ перемѣстился на диванъ, закутался — и опять уснулъ.





====page 158====





ГЛАВА V.

Ревизоръ пріѣхалъ!!

Гоголь.

Не другъ ли ѣдетъ запоздалой,

Товарищъ юности удалой?

Пушкинъ

Сульмскій удивлялся, а Вѣрушка была въ восхищеніи, что городскіе и деревенскіе гости перестали къ нимъ ѣздить. Причиною тому былъ пріѣздъ новаго губернатора. Все стремилось въ городъ, чтобъ увидѣть новопріѣзжаго и найдти какую-нибудь къ нему дорогу. Одинъ Сульмскій спокойно оставался въ своей деревнѣ — и Вѣрушка была счастлива, потому-что никто не мѣшалъ ея занятіямъ и разговорамъ съ отцомъ. Не долго однако же продолжалось это счастіе. Глубокая тишина всегда бываетъ предвѣстницею сильной бури.

Однажды Сульмскій съ Вѣрушкой сидѣли уже за обѣдомъ, какъ вдругъ подъѣхали къ дому трое саней. Это были Чубуковъ, Сусликовъ и Хрюминъ. Всѣ они прикатили прямо изъ города, и первое ихъ слово было: «Водки! перезябли!» — Потомъ уже наперерывъ пустились поздравлять Сульмскаго.

— Съ чѣмъ, господа? спросилъ тотъ съ удивленіемъ.

— Прекрасно, полковникъ, отвѣчалъ Хрюминъ. Я первый сообщилъ вамъ извѣстіе о новомъ губернаторѣ, а вы ни слова мнѣ и не сказали, что дружны съ его сіятельствомъ.

— И отъ насъ утаилъ, прибавили Чубуковъ и Сусликовъ.

— Въ этомъ не было никакого секрета, господа, но я не полагалъ никакой и важности. Князь Гульбинъ былъ у меня въ полку ротмистромъ, и тогда мы съ нимъ жили дружно. Теперь онъ генералъ, такъ надо сперва знать: намѣренъ ли онъ возобновить прежнее знакомство! Я къ нему на поклонъ не поѣду, а онъ, разумѣется, еще менѣе...

— Вотъ въ этомъ-то вы и ошибаетесь, Александръ Петровичъ, сказалъ Хрюминъ. Едва только его сіятельство увидѣлъ ваше имя въ спискѣ дворянъ моего уѣзда, какъ съ жаромъ началъ распрашивать объ имени, жительствѣ, семействѣ и всѣхъ





====page 159====





возможныхъ подробностяхъ; объявилъ всѣмъ, что былъ у васъ подъ командой, что вы благороднѣйшій и достойнѣйшій человѣкъ и что онъ сегодня же къ вамъ пріѣдетъ. Полиціймейстеръ взялся проводить его, — и они, вѣрно, послѣ обѣда нагрянутъ. Поздравляю, поздравляю, любезнѣйшій Александръ Петровичъ.

Сульмскій улыбнулся, — и не отвѣчалъ ни слова на всеобщія поздравленія, а позвалъ только Егора и велѣлъ ему усилить обѣдъ для троихъ, вновь прибывшихъ, особливо по питейной части. — Съ жаромъ принялись они и ѣсть, и пить, и разсказывать.

Не-смотря на свой -аппетитъ, гости очень-умильно поглядывали на Вѣрушку и по-временамъ, то есть въ антрактахъ разныхъ блюдъ, осыпàли ее комплиментами.

— Вотъ, Вѣра Александровна, сказалъ со вздохомъ Чубуковъ: вы скоро насъ грѣшныхъ совсѣмъ забудете. — Пріѣдетъ къ вамъ губернаторъ и привезетъ съ собою своего сына, а онъ такой молодецъ, такой учоной...

— Я и не зналъ, что у него есть сынъ, сказалъ Сульмскій.

— Какъ же-съ, отвѣчалъ Сусликовъ : они только что еще выпущены изъ училища, а ужъ титулярные совѣтники. Прекрасное дѣло науки! И не служа, получаешь девятый классъ! А вотъ нашъ братъ такъ тянулъ ровно пятнадцать лѣтъ до этого званія, а до ассесора ровно двадцать-пять лѣтъ. Эти- жъ господа учоные какъ-разъ схватятъ и штабъ-офицерскій чинъ. Конечно, объ его сіятельствѣ нечего и говорить. Сынъ знатнаго барина не тò, чтò мы. — Нашъ братъ и не посмѣетъ заглянуть туда, гдѣ князья зà-просто бываютъ-..

— Вотъ какой вздоръ! вскричалъ Чубуковъ. Чтò за униженіе! Я уважаю губернатора и сына его, но такой же дворянинъ, какъ и они. За свою службу награждены они важными чинами и мѣстами, — а я просто корнетъ въ отставкѣ. Ну чтò же? Имъ честь и слава! Но я себя вовсе не думаю унижать предъ нами. Я дворянинъ, помѣщикъ — и имѣю свои права. Желалъ бы имѣть такія же права надъ сердцемъ Вѣры Александровны, — но... какъ быть! Моя атака не удалась. Комендантъ не сдается.

— А вотъ, дружище, сказалъ Сусликовъ: какъ явится молодой правитель канцеляріи, учоный, столичный, богатый, да князь, — такъ тутъ пойдутъ такія траншеи, что Боже упаси.

— А развѣ сынъ князя правителемъ канцеляріи у него? спросилъ Сульмскій, желая прекратить любовный разговоръ.

— Как же-съ? Не желая разлучиться съ нимъ въ первый же годъ послѣ выпуска, его сіятельство оставилъ его при себѣ въ





====page 160====





званіи правителя канцеляріи. — Прекрасный молодой человѣкъ! Какъ пишетъ!.. Конечно не по приказному, а по учоному, ну, да привыкнетъ еще...

— Ну, братъ, не дай Богъ и привыкнуть къ подъячсской грамотѣ, сказалъ Чубуковъ. Эта такая проклятая наука, что никому отъ нея прока не будетъ.

— Извините-съ. Мы такъ вотъ живемъ преблагополучно и не безвыгодно.

Во все это время Хрюминъ наблюдалъ глубокое молчаніе. Онъ былъ философъ. — Зная, что во многомъ глаголаніи нѣсть спасенія, онъ пользовался временемъ разговора своихъ товарищей, чтобъ больше пить и ѣсть. — Конечно, и онъ иногда взглядывалъ на Вѣрушку, но это было одно лакомство,' — намѣренія же никакого. Вездѣ, гдѣ-6ъ онъ ни былъ, ему мерещилась дражайшая его супруга, которая караулила каждый его взглядъ, и уже нѣсколькихъ сѣнныхъ дѣвушекъ отослала въ тяжолую работу за одно ласковое его слово. А какъ деревни принадлежали оной супругѣ, то Хрюминъ и велъ себя самымъ добродѣтельнымъ образомъ, а утѣшался хорошимъ столомъ и частыми поѣздками въ городъ.

Зная обычай сельскихъ помѣщиковъ, Сульмскій тотчасъ же послалъ сказать Аграфенѣ Петровнѣ, что ожидаетъ ее къ себѣ на вечеръ. Онъ зналъ, что если сосѣдка узнаетъ, (a какъ ей не узнать чего-нибудь!) что губернаторъ былъ у него, и онъ не далъ ей знать, то никогда не проститъ ему такого злодѣйства. Въ ожиданіи же ея прибытія, мужчины занялись разговорами, куреніемъ и изрѣдка наливкою; Вѣрушка же, не-смотря на все равнодушіе, при извѣстіи о сынѣ губернатора, пошла однако же переодѣваться.

Дѣйствительно въ шестомъ часу вечера подъѣхали двое саней. Въ однѣхъ сидѣлъ губернаторъ съ сыномъ, а въ другихъ полиціймейстеръ. Всѣ бросились встрѣчать князя. — Одинъ Сульмскій остался.

Съ искреннею радостію бросились старые сослуживцы въ объятія другъ къ другу. — Свято воспоминаніе дружбы, заключенной въ молодости; но дороже и священнѣе память той, которая заключена была на поляхъ битвы. Первая измѣняется, и забывается часто отъ неравныхъ отношеній свѣта; — но вторая почти никогда и ничѣмъ. Въ кругу гражданскаго общества все основано на условіяхъ почестей и богатства, — и тамъ дружба значитъ польза. На бивакахъ же, гдѣ деньги и жизнь — ровно ничего не значатъ, тамъ сердца людей сходятся гораздо-ближе, потому-что помощь





====page 161====





каждаго тамъ можетъ быть нужна, и эта связь никогда и ничѣмъ не заглушается.

— Хорошо, что я нечаянно узналъ о тебѣ, Александръ, сказалъ князь: a -то ты, вѣрно бы, самъ не пріѣхалъ ко мнѣ. Я, вѣдь, тебя знаю.

— Конечно, гораздо-лучше, что ты ко мнѣ пріѣхалъ, отвѣчалъ Сульмскій. Теперь я, по-крайней-мѣрѣ, увѣренъ, что ты не перемѣнился въ душѣ, сдѣлавшись знатнымъ бариномъ.

— Какъ тебѣ не стыдно, Александръ? — Развѣ я когда-нибудь давалъ тебѣ поводъ думать обо мнѣ такимъ образомъ? Когда ты былъ моимъ полковымъ начальникомъ, то не требовалъ ли ты, чтобъ въ дружеской бесѣдѣ съ тобою говорить тебѣ ты, хоть во фронтѣ такъ же строго взыскивалъ съ меня, какъ и съ другихъ? — Теперь я тотъ же Иванъ Гульбинъ, — и мы пятнадцать лѣтъ не видались съ тобой. — Теперь только мы обы состарѣлись, но другой перемѣны въ насъ быть не должио. Чтò тебѣ за дѣло до моего чина? Онъ никакого отношенія не имѣетъ къ нашей дружбѣ. Да и кому жъ я обязанъ всѣмъ, какъ не тебѣ? Не разсерди меня, а не то я припомню тебѣ все, чтò ты для меня сдѣлалъ..

— Ну, полно, полно. Обними меня, — сказалъ Сульмскій, и дѣло кончено. Этакъ мы скорѣе поймемъ другъ друга.

Можно вообразить, какъ были изумлены такимъ разговоромъ присутствующіе гости! Сульмскій говоритъ губернатору и князю — ты! Это казалось для нихъ непостижимо.

Въ это самое время пріѣхала Аграфена Петровна самъ-пятъ и просила Сульмскаго рекомендовать ее князю. Тотъ исполнилъ ея желаніе, — и къ всеобщему восторгу присутствующихъ, губернаторъ объявилъ, что друзья Александра Петровича будутъ всегда его друзьями.

Князь рекомендовалъ Сульмскому своего сына. — Это былъ, дѣйствительно, прекрасный молодой человѣкъ. Первый взглядъ на него внушалъ любовь и довѣренность. Стройный, высокій, бѣлокурый, учтивый, любезный, — въ немъ, по-видимому, соединялись всѣ достоинства ума и воспитаніи.

— Я и не зналъ, что у тебя такой большой сынъ, сказалъ Сульмскій князю.

— А я такъ давно зналъ васъ, Александръ Петровичъ, отвѣчалъ ему молодой князь. Мнѣ батюшка такъ часто говорилъ объ вас ъ, такъ хорошо описывалъ, что, не имѣвъ чести никогда васъ видѣть, я бы, кажется, узналъ васъ, встрѣтивъ гдѣ-нибудь нечаянно.





====page 162====





— Помилуй, Александръ, да развѣ ты забылъ, сказалъ старый князь, кàкъ я бывало тебѣ читалъ на бивакахъ письма отъ моей покойной жены. Во всякомъ, кажется, было описаніе шалостей Николы. Ну, вотъ и онъ!. — Тогда ему былъ пятый годъ, теперь девятнадцатый, а кажется давно ли все это было!

— Это только намъ, другъ, памятно. Другіе ужъ почти и забыли.

— Нѣтъ, Александръ, ты неправъ: никто и никогда не забудетъ великаго года отечественной войны. И чѣмъ дальше, тѣмъ славнѣе онъ будетъ блистать въ лѣтописяхъ русской славы. — Ты здѣсь живешь въ захолустьи, такъ тебѣ и кажется, что о нашихъ дѣлахъ больше не говорятъ. Нѣтъ! годъ-оть-году больше и сильнѣе будутъ прославлять двѣнадцатый годъ.

— Я, братецъ, жилъ пять лѣтъ въ Петербургѣ — и, право, не замѣтилъ этаго живаго воспоминанія... Да гдѣ жъ ты-то былъ все это время?

— Въ полку. Послѣ твоей отставки перешолъ я въ — ской гренадерской полкъ. Съ нимъ сделалъ походъ. персидскій, получилъ полковника, переведенъ командиромъ — аго егерскаго полка, — и теперь отставленъ съ чиномъ дѣйствительнаго статскаго совѣтника и назначенъ сюда губернаторомъ. Жаль, другъ, что тебя не было въ послѣднихъ нашихъ походахъ. Ты бы порадовался на русскую удаль и молодечество.

— Э, братецъ.! Кто видѣлъ двѣнадцатый годъ, того уже ничѣмъ, не удивишь...

— Я вѣдь тебѣ и не говорю, чтобы ты удивился, а порадовался бы.

— Ну, для этого стòитъ, только знать духъ русскаго солдата.. Однако мы съ тобой заговорились о военныхъ. дѣлахъ и забыли, что другимъ вовсе незанимательно насъ слушать.

— Ахъ, напротивъ, Александръ Петровичъ, сказала Аграфена Петровна: чтò можетъ быть пріятнѣе, какъ слышать двухъ знаменитыхъ воиновъ, воспоминающихъ свои славные подвиги.

— Ну, объ нашихъ-то личныхъ подвигахъ не много разговоришься, отвѣчалъ Сульмскій: всякой исполнялъ долгъ свой; но всѣ-то вмѣстѣ много хорошаго сдѣлали.

Въ это время вышла Вѣрушка.

— Князь! рекомендую тебѣ мою дочь, Вѣрушку. Ты, я думаю, ее помнишь... Вѣрно не забылъ и Березины...

— Кàкъ! вскричалъ князь съ удивленіемъ. Это та самая?..





====page 163====





— Вѣрушка! рекомендуйся! вотъ твой крестный отецъ! прибавилъ Сульмскій.

— Какъ, пaпà! Это князь Гульбинъ, ротмистръ М — скаго Уланскаго полка…

— А она почомъ знаетъ? съ недоумѣніемъ спросилъ князь.

— Подавно видѣла она свидѣтельство о своемъ рожденіи и крещеніи... Помнишь ли священника?..

— Какъ не помнить!.. Но Вѣра... Вѣра Александровна больше ничего не знаетъ?..

Значительный взглядъ Сульмскаго остановилъ князя.

— То-есть о своемъ походномъ крещеніи, сказалъ князь, стараясь поправиться.

— Да и на чтò ей? прибавилъ Сульмскій. Вѣдь она не будетъ писать походныхъ записокъ...

— Ахъ, Александръ! а твой журналъ? все еще существуетъ?

— И существуетъ, и продолжается. Берегись! И ты сегодня попадешь въ него.

— О! какъ я радъ! Вотъ, Александръ, — если ты когда-нибудь захочешь доказать мнѣ, что любишь меня по-прежнему, то прочти мнѣ и сыну нѣсколько страницъ своего журнала. — Помнишь ли наши бивачные вечера? Мы на-пролетъ не спали цѣлыя ночи, слушая тебя...

— А у меня теперь есть славный помощникъ, сказалъ улыбаясь Сульмскій, и указывая взглядомъ на дочь свою.

— Позвольте вамъ, любезная Вѣра Александровна, рекомендовать моего сына, сказалъ князь, и подвелъ къ ней молодаго князя, который давно ужъ съ удивленіемъ смотрѣлъ на Вѣрушку, неожидая найти въ провинціи такую красоту.

Между молодыми людьми тотчасъ же начался бѣглый разговоръ на французскомъ языкѣ.

— Проклятый французскій языкъ! тихо проворчалъ Чубуковъ, подойдя къ Сусликову. Я вѣдь говорилъ, что она тотчасъ же все забудетъ, лишь только увидитъ этого молокососа. Да и онъ тутъ, проказникъ, тотчасъ же съ своимъ проклятымъ французскимъ языкомъ.

— Да замолчи, братецъ, сказалъ Сусликовъ. Ну, если губернаторъ взглянетъ и догадается, что мы говоримъ объ его сынѣ...

— Большая бѣда! да я это и въ лицо скажу...

— Чтò ты, формазонъ проклятый! съ тобою пропадешь. Тутъ Сусливовъ быстро отошолъ отъ него.

Подали самоваръ. Вѣрушка занялась приготовленіемъ чая, а гу



====page 164====







бернаторъ завелъ общiй разговоръ и старался ввести въ него присутствующихъ. — Вѣрушка, двѣ дочери Аграфены Петровны и князь Николай, составили на весь вечеръ совершенно отдѣльное общество, которое вовсе не мѣшалось въ сужденія прочихъ и

не занималось ими.

Поздно ввечеру разъѣхались всѣ. Провинціалы были въ восторгѣ отъ ума и любезности губернатора; онъ былъ радъ прежнему своему задушевному другу; молодой Князь былъ безъ ума отъ Вѣрушкн; она.. она одна только не отдавала себѣ отчота въ своихъ чувствахъ; она пріятно провела вечеръ, вотъ и все. — Князь, уѣзжая, взялъ слово съ Сульмскаго, что въ слѣдующее воскресенье пріѣдетъ къ нему въ городъ обѣдать съ Вѣрушкою, но прочимъ гостямъ ничего не сказалъ. Эго показалось бы имъ очень-обидно, еслибъ онъ, обратясь къ нимъ, не прибавилъ, что ихъ не приглашаетъ онъ потому, что всегда радъ ихъ видѣть у себя.

Когда всѣ уѣхали, Сульмскій, по обыкновенію, началъ вписывать сегодняшній визитъ въ свой журналъ. Вѣрушка участвовала въ сужденіяхъ отца о всѣхъ лицахъ собранія и разсказала ему всѣ разговоры своего отдѣльнаго общества.

— Ну, кàкъ же тебѣ понравился молодой князь? спросилъ онъ.

— Очень-милый и умный молодой человѣкъ. Мы съ нимъ цѣлый вечеръ въ глаза смѣялись надъ Мыловыми, а онѣ не понимали и любезничали.

— Ты очень-дурно сдѣлала, другъ мой. Ни надъ кѣмъ смѣяться не надо. Насмѣшка всегда обнаруживаетъ злое сердце. И чѣмъ виноваты эти бѣдныя дѣвушки, что ихъ дурно воспитали? Это была обязанность родителей. Кто знаетъ, можеть-быть, это самыя добрыя и благородныя созданія по душевнымъ своимъ качествамъ.

Вѣрушка покраснѣла и на-минуту замолчала, потомъ бросилась на шею къ отцу.

— Вы правы, папà! сказала она. Я дурно сдѣлала... и вы знаете, что я не люблю смѣяться ни надъ кѣмъ. Но князь такъ остроумно шутилъ, такъ забавно разсказывалъ, такъ непримѣтно насмѣхался, что я была увлечена... О! запишите, пожалуйста, что я сего дня очень-дурно поступила и раскаяваюсь.

— А когда опять увидишься съ молодымъ княземъ, то, вѣрно, возобновишь этотъ разговоръ.

— Ни за что. Я скажу ему, что это очень-дурно.

— Тогда онъ будетъ надъ тобою смѣяться, или почтетъ тебя притворщицею. — И то и другое очень-непріятно. Вотъ тебѣ





====page 165====





милая, урокъ. Ненадо никогда увлекаться дурными качествами другихъ.

— Но князь. говорилъ все это шутя. У него, вѣрно, предоброе сердце.

— Въ такомъ случаѣ онъ почолъ тебя злою и легкомысленною, и чтобъ поддѣлаться къ тебѣ, началъ пересмѣивать твоихъ подругъ. Попытка удалась. Ты усердно помогала ему. Прекрасныхъ же онъ о тебѣ мыслей!

— Ахъ, Боже мой Какая досада!.. Только, право, папà, онъ, кажется, вовсе не думалъ о томъ, чтò говорилъ.

— За то теперь объ этомъ думаетъ. Разумѣется, въ разговорѣ съ молодою, пригожею дѣвушкою ищутъ блеснуть умомъ, остротою, вовсе не заботясь о предметѣ разговора. Но за то раздумываютъ послѣ, и впечатлѣніе остается надолго.

— Боже мой! Какая я вѣтреница! Ну, да впередъ буду осторожна.. Впрочемъ, этотъ молодой человѣкъ понравился мнѣ лучше всѣхъ петербургскихъ любезниковъ. Этотъ не надоѣдаетъ, по-крайней-мьрѣ, вѣчными комплиментами и затверженными фразами.

— Потому-что этотъ самъ еще довольно-неопытенъ. Онъ только нынѣшнимъ лѣтомъ вышелъ изъ Лицея, и не успѣлъ еще затвердить всѣ формулы объясненій. — Впрочемъ, послѣ двухъ, трехъ свиданій и это начнется.

— За то тотчасъ же и кончится. Я вовсе не намѣрена служить забавою для его сіятельства.

— Какой вздоръ! Сперва пошутитъ, а послѣ, можетъ-быть, и серьзёно поговоритъ. Вѣдь онъ все-таки лучше Чубукова и Сусликова.

Вѣрушка замолчала. Идея отца произвела надъ нею какое-то непріятное впечатлѣніе, въ которомъ она сама себѣ не могла дать отчота. И Сульмскій, съ своей стороны, не ожидая отвѣта Вьрушки, началъ усердно писать свой журналъ.

Когда онъ кончилъ его, то Вѣрушка подошла къ отцу, чтобъ проститься, и обнявъ его съ нѣжностію, сказала:

— Вы меня опять очень огорчили, папà. Богъ съ вами. Прощайте.

— Чѣмъ это, другъ мой? Развѣ мои совѣты и наставленія ужъ огорчаютъ тебя?

— О Боже мой, со всѣмъ не тó. Когда вы меня браните, я рада, счастлива. Но когда вы мнѣ начнете говорить о Чубуковѣ и компаніи, то... мнѣ сдѣлается очень-грустно. Не говорите мнѣ объ этомъ никогда, пaпà.





====page 166====





— О чомь, моя милая, чтò жъ я сказалъ?

— Прощайте, папà!

Она съ жаромъ обняла его и ушла.

Задумчиво посмотрѣлъ онъ въ-слѣдъ за ушедшею Вѣрушкой, и съ видимою грустію покачалъ головою.

— Хорошо, еслибъ этотъ князь... сказалъ онъ тихо и печально. Все бы тогда было кончено... Все...



ГЛАВА VI.

Vous m'aimez? prenez garde! une telle parole,

Hélas! ne se dit pas d une façon frivole!

Vous m'aimez!.. Savez vous ce que c'est que l'amour?

Victor Hugo.

Въ воскресенье Сульмскіе отправились къ губернатору, обѣдали тамъ и провели весь день. — Вѣрушка, принявшая твердое намѣреніе быть осторожнѣе въ обращеніи съ молодымъ княземъ, чрезвычайно удивилась, замѣтя, что и онъ, съ своей стороны, наблюдаетъ холодную вѣжливость и общія мѣста учтивыхъ фразъ. Во весь день они почти не отходили отъ Сульмскаго, который заставлялъ ее разсказывать крестному отцу ея всѣ занятія ея молодости.

Послѣ чая, они отправились домой, потому-что отъ города до деревни ихъ было почти 30 ть верстъ, и на этотъ разъ пріѣхали безъ малѣйшихъ приключеній. Вѣрушка была задумчива и мало говорила. Сульмскій спросилъ ее о причинѣ такого дурнаго расположенія духа, и она ему откровенно призналась, что сегодняшнее обращеніе молодаго князя показалось ей непостижимымъ.

— А я такъ понимаю его, съ горькою улыбкою сказалъ Сульмскій: отецъ ему, вѣрно, сказалъ, что у тебя ничего нѣтъ, такъ это слово тотчасъ же расхолодило его воображеніе.

— Неужели, папà? Неужели, Боже мой, у всѣхъ молодыхъ людей такія низкія чувства?

— Низкія? За чтò жъ ихъ такъ называть? Это, просто, чувства





====page 167====





благоразумія, другъ мой. Покуда человѣкъ ищетъ себѣ подругу жизни по разсудку, онъ непремѣнно долженъ имѣть въ виду: въ состояніи ли онъ будетъ содержать свое семейство? Это первая его обязанность. Бѣдность самая дурная рекомендація для жизни, самая скудная пища для любви. Жизнь наша вовсе не романъ, а холодная существенность, основанная на условіяхъ общества.

— Но неужели, папá, вѣчно надо думать о деньгахъ и выгодахъ? Неужели воображеніе никогда не можетъ отдохнуть на благороднѣйшихъ чувствахъ сердца?

— И чувства сердца должны соображаться съ приличіемъ и возможностію. Безъ того это будетъ бредъ, болѣзнь, или преступленіе. И твой князь Николай разсудилъ, что, будучи самъ очень-небогатъ, онъ дурно сдѣлаетъ, если будетъ питать мечты молодой дѣвушки, которыя никогда не могутъ осуществиться. Онъ сдѣлался осторожнѣе и холоднѣе, и поступилъ прекрасно.

— Напрасно онъ безпокоился, сказала Вѣрушка: онъ можетъ быть увѣренъ, что я никогда о немъ мечтать не буду и не попрошу осуществлять мои мечты. Напрасно и вы, папà, это думаете.

— Я только вхожу въ идею молодаго человѣка, а правъ ли онъ или нѣтъ, это не мое дѣло.

— Онъ неправъ и вы неправы.

Тутъ Сульмскій окончилъ разговоръ, потому-что уже видѣлъ на рѣсницахъ Вѣрушки слезы.

Съ того дня, какъ губернаторъ былъ въ гостяхъ у Сульмскаго, уединенная жизнь его кончилась. Всѣ бросились искать его знакомства, надѣясь на заступничество у князя. Многіе даже являлись къ нему съ просьбами и обѣщали быть благодарными. Напрасно онъ объявлялъ всѣмъ, что никогда не будетъ мѣшаться ни въ какія правительственныя, тяжебныя и судебныя дѣла, что онъ друженъ съ княземъ, какъ со старымъ сослуживцемъ, но что до губернатора ему вовсе нѣтъ дѣла. Никто не хотѣлъ вѣрить, чтобъ человѣкъ съ умомъ, могущій имѣть вліяніе на губернатора, добровольно отъ этого отказался. По этой-то причинѣ домъ Сульмскаго ежедневно былъ наполненъ гостями, — и онъ, волею, или не волею долженъ. былъ съ ними бесѣдовать. А какъ въ числѣ друзей-просителей часто являлись и сосѣдки, то Вѣрушка должна была проводить скучные вечера, толкуя съ ними о пряжѣ, ткацкихъ станахъ, коровахъ, насѣдкахъ и другихъ домашнихъ животныхъ. Какъ радостно отдыхала она, когда гости уѣзжали, и она, обнявъ отца своего, садилась съ нимъ за журналъ его. Тутъ она одуше





====page 168====





влялась, — и часы ночи, проведенные въ этомъ занятіи, были для нея блаженнѣйшими минутами жизни.

Часто ѣздилъ къ нимъ и губернаторъ съ сыномъ, но уже визиты отдавалъ одинъ Сульмскій. Вѣрушка рѣшительно отказалась отъ этихъ поѣздокъ, — и отецъ не принуждалъ ее. Обхожденіе Вѣрушки съ молодымъ княземъ приняло совѣршенно-церемоніальный тонъ. Сперва это удивило его, послѣ разсердило. Онъ началъ всѣми силами стараться ввести ее въ сношеніе взаимныхъ довѣренностей, разгорячить ея воображеніе, возбудить любопытство: —  напрасно! Ни одна струна ея сердца не отзывалась на его усилія. Она была мила, разговорчива, умна и — холодна.

Кто не знаетъ физіологическихъ слабостей сердца! Мы безжалостны къ невинности и неопытности; но едва встрѣтимъ сопротивленіе, а особливо равнодушіе и холодность, то погибли. Мы уже внѣ себя, — и, какъ левъ въ сѣтяхъ, бьемся въ безсильной ярости, чтобъ еще больше запутать себя. Молодой князь былъ конечно еще неопытенъ, но по первому свиданію онъ рѣшилъ, что побѣда надъ Вѣрушкою была самая легкая вещь въ свѣтѣ. Онъ признался отцу, что Вѣрушка сдѣлала на него сильное впечатлѣніе, но нѣсколько словъ, сказанныхъ старымъ княземъ (о которыхъ мы узнаемъ въ концѣ) расхолодило его мечтательность. Онъ рѣшился быть осторожнѣе и по-маленьку отдаляться отъ опасной красоты этой дѣвушки. Каковò же было его удивленіе, когда онъ увидѣлъ, что она не только не огорчается его перемѣною, но еще болѣе его казалась спокойною и веселою! Это совершенно его разстроило. Онъ обратился на дружескій тонъ перваго свиданія, — но ему уже не отвѣчали тѣмъ же. Онъ усилилъ жаръ своихъ объясненій, намѣковъ, но ихъ принимали съ улыбкою равнодушія. Онъ запылалъ, заговорилъ о сильныхъ страстяхъ; — но ему отвѣчали общими мѣстами свѣтской философіи. Онъ дѣлался задумчивъ, молчаливъ, но его не спрашивали о причинѣ дурнаго расположенія духа. А между-тѣмъ, красота Вѣрушки и ея душевныя качества все-таки были такъ очевидны и привлекательны, что по-неволѣ приковывали сердце юноши. Онъ опять обратился къ отцу, и тотъ, пожавъ плечами, объявилъ ему, что для него этотъ бракъ будетъ очень-непріятенъ, но что впрочемъ предоставляетъ это дѣло его собственному разсудку.

Въ это самое время явился еще соперникъ молодому князю. Это былъ пріѣзжій изъ Петербурга адъютантъ С., который долженъ былъ, по какому-то порученію, прожить въ Твери нѣсколько недѣль. Онъ познакомился у губернатора съСульмскимъ, сдѣлалъему визитъ въ деревню, увидѣлъ Вврушку и сталъ ѣздить чаще и чаще.





====page 169====





Оказалось,что они уже видались въ Петербургѣ, и вмѣстѣ танцовали на балахъ. Тогда было много хорошенькихъ и Вѣрушка производила впечатлѣніе только сравнительное; теперь же она была одна, украшенная развитіемъ дѣвическаго возраста и простотою деревенскаго обращенія. И въ столицахъ С. не разъ справлялся о душевныхъ качествахъ Вѣрушки, но цифра сто-десять всегда его пугала. Теперь онъ полагалъ для одного разсѣянія заняться провинціальною интригою, но тоже вскорѣ увидѣлъ, что это разсѣяніе доводитъ до головокруженія, и что огнемъ шутить не надо.

Какъ ни досадовалъ внутренно молодой князь Гульбинъ на старанія пріѣзжаго около Вѣрушки, но какъ между ними съ самаго начала установилась взаимная довѣренность на этотъ счотъ, то оба принуждены были продолжать играть свои роли, пересказывая другъ-другу обоюдныя надежды и неудачи. Оба шутили между собою надъ эпизодомъ своей провинціальной жизни, — и оба однако же чувствовали, что этотъ эпизодъ можетъ сдѣлаться главнымъ дѣйствіемъ ихъ существованія. По легкомыслію, или по ревности, князь Николай сообщилъ своему сопернику тайну рожденія Вѣрушки, сказанную ему отцомъ, — но и это обстоятельство, надъ которымъ молодые люди часто между собою шутили, не расхолодило ихъ страсти. Гораздо-сильнѣйшимъ успокоительнымъ средствомъ для обоихъ было свѣдѣніе о ста-десяти душахъ Сульмскаго и, слѣдственно, о вѣроятности безприданнаго состоянія Вѣрушки. Къ-несчастiю обоихъ, нашолся и тутъ утѣшитель.

Однажды, когда губернаторъ былъ занятъ чѣмъ-то важнымъ, а Су́сликовъ дожидался въ канцеляріи, покуда его сіятельство будетъ свободенъ, сошлись тутъ же молодой князь и С. Разговоръ тотчасъ же зашолъ о Вѣрушкѣ и, мало-по-малу, о ея приданомъ. Слухъ стараго подъячаго былъ очень-чутокъ. Молодые люди и не замѣтили, какъ онъ все ближе и ближе къ нимъ подвигался и вслушивался, — и когда они начали между собою смѣяться, говоря, что не худо бы было какому-нибудь волшебнику дать такой хорошенькой дѣвушкѣ ларчикъ съ брильянтами и золотомъ, Сусликовъ вдругъ явился между ними и шопотомъ сказалъ имъ:

— Вы ошибаетесь, господа. Сульмскій богатъ, но онъ скрываетъ свое богатство.

Сперва говорившіе изумились, поглядѣли на Сусликоьа съ головы до ногъ и даже хотѣли сказать ему что-то о неучтивости вмѣшиваться въ чужой разговоръ; но слово богатъ тотчасъ же воспламенило ихъ воображеніе, и они вступили съ подъячимъ въ разговоръ.





====page 170====





— Почему вы знаете, что Сульмскій богатъ? У него всего сто-десять душъ.

— Точно такъ! Но развѣ одни души составляютъ богатство? А объ наличности вы не подумали. Э, э, господа, худые же вы политики! Спросили бы у насъ стариковъ. Мы такъ кое-что знаемъ!

— Чтò же вы знаете? Говорите.

— Тò, что у Сульмскаго есть секретный ларецъ, набитый золотомъ, брильянтами и жемчугомъ. Вѣдь онъ не даромъ же вы́ходилъ всѣ походы, былъ полковникомъ...

— Какой вздоръ! сказалъ С.

— Нѣтъ, извините! не вздоръ. Вамъ легко удостовѣриться. Вы часто бываете у Сульмскаго. Найдите какой-нибудь предлогъ побывать у него въ спальнѣ. Тамъ въ переднемъ углу подъ кивотомъ, на столикѣ чернаго дерева, стои́тъ небольшой желѣзный ларецъ. Онъ никогда не отпирается, и въ немъ-то лежитъ огромное богатство.

— Это арабскія сказки! сказалъ князь.

— Нѣтъ, ваше сіятельство: это русская быль. Вѣдь я самъ сватался за Вѣру Александровну — и проговорился отцу ея объ этомъ ларчикѣ. Но, Боже упаси. Такой скупой! Сказалъ, что изъ него ни гроша не дастъ дочери, — а пожалуй де-скать половину его имѣнія, то-есть, пятьдесятъ-пять душъ. Ну, вы чувствуете, что я хоть небогатый человѣкъ, но не принялъ этой бездѣлицы. Вѣру Александровну можно взять и безъ приданаго.

— Какая философія! сказалъ С. со смѣхомъ. Вотъ Николай Ивановичъ и еще соперникъ намъ.

— Ужъ отставной соперникъ, отозвался Сусликовъ. И мнѣ и Чубукову послѣдовалъ отказъ.

— И Чубукову? вскричалъ С.: Боже мой! въ какой мы пріятной компаніи!

Разговоръ кончился; но идея о желѣзномъ ларцѣ сильно подѣйствовала на молодыхъ любовниковъ. Они рѣшились въ тоть же день отправиться къ Сульмскому и употребить всѣ возможныя средства, чтобъ добиться до какихъ-нибудь свѣдѣній о таинственномъ ларчикѣ.

Вздумано, сдѣлано.

Сульмскіе сидѣли за чаемъ, окружонные небольшимъ числомъ гостей, когда молодой князь Гульбинъ и С. пріѣхали. Всѣ встали, уступили имъ лучшія мѣста, и разговоръ оживился. Впрочемъ,





====page 171====





молодые люди оба относились бòльшею частію къ Вѣрушкѣ, а отецъ ея долженъ уже былъ занимать прочихъ гостей.

Когда отпили чай, то по условію, заранѣе сдѣланному между-собою, молодые люди заспорили о удобнѣйшемъ распредѣленіи сельскаго господскаго дома, — и кончили тѣмъ, что просили у Сульмскаго позволенія осмотрѣть всѣ его комнаты. Онъ тотчасъ же вызвался проводить ихъ, — и они ушли. Наконецъ очутились они и въ спальнѣ Сульмскаго. Тутъ одинъ брошенный взглядъ удостовѣрилъ ихъ, что Сусликовъ правъ. Таинственный ларецъ стоялъ именно на сказанномъ мѣстѣ. Оставалось какъ-нибудь узнать, чтò было въ немъ! Молодые люди и на это рѣшились.

С. подошолъ первый къ ларчику.

— А, какъ это прекрасно придумано! Господская касса въ спальнѣ помѣщика, и гдѣ же? Подъ образами! Вы хорошо, полковникъ, знаете духъ Русскихъ. Ужъ, вѣрно, никто не осмѣлится придти сюда для похищенія.

Сульмскій улыбнулся.

— Да! Егоръ Ивановичъ, (такъ звали С.) это сокровище на настоящемъ своемъ мѣстѣ, сказалъ Сульмскій. Надѣюсь, что никто его у меня не похититъ. Это мое первое и единственное сокровище.

— Такъ это очень-миленькой ларчикъ. Я думаю, вы его не отдадите тысячъ за сто.

— И даже за милліонъ.

— О, о! Какая почтенная вещь... Однако извините, полковникъ, что мы втираемся въ домашнія тайны. Это вовсе нечаянно случилось...

— Мое сокровище и не составляетъ большой тайны. Три раза въ годъ оно открывается. Скоро наступитъ одинъ изъ тѣхъ завѣтныхъ дней, и если вамъ угодно сдѣлать мнѣ честь присутствовать при этомъ торжествѣ...

— Вовсе не для этого, а во всякое время мнѣ пріятно являться къ вамъ, Александръ Петровичъ...

— Позвольте и мнѣ тутъ быть, сказалъ князь Николай.

— О! вы еще болѣе имѣете право быть тутъ, потому-что отецъ вашъ знаетъ, чтó содержится въ ларчикѣ.

— Ну, это не мудрено и всякому узнать, съ улыбкою сказалъ С. Только намъ нѣтъ никакого до этого дѣла... А когда бываетъ ваше фамильное торжество для открытія.

— 26 го августа, 8-го ноября и 1-го января.





====page 172====





— А! такъ въ Новый-годъ. Ну, мы и безъ того должны явиться къ вамъ съ визитомъ.

— Любезнымъ гостямъ я всегда радъ, но не навижу церемонные визиты. Заранѣе прошу извинить меня въ томъ, что въ Новыйгодъ ни къ кому съ поздравленіемь не поѣду.

— Да помилуйте, къ кому вамъ и ѣхать. Къ вамъ должны являться всѣ...

Во-время этого разговора они вышли изъ спальни и возвратились въ гостиную. Не долго послѣ того оставались они у Сульмскаго. Цѣль посѣщенія была достигнута. Они узнали, что отецъ Вѣрушки богатъ, что у него въ ларчикѣ болѣе милліона. Чего же больше: половина этого сокровища, вѣрно, принадлежитъ Вѣрушкѣ, и, слѣдственно, она невѣста хоть-куда. Планъ молодыхъ людей тотчасъ же составленъ. Они условились быть великодушными соперниками, и предоставить счастью и рѣшенію Вѣрушки выборъ одного изъ двухъ. А какъ это уже было въ ковцѣ декабря и времени оставалось мало, то они рѣшились не дожидаться Новаго-года, а свататься прежде, для того, чтобъ Сульмскій не подумалъ, что открытый видъ ларчика заставилъ ихъ рѣшиться на этотъ шагъ.

Молодой князь явился въ тотъ же вечерь къ отцу и открылъ ему свое рѣшительное намѣреніе — жениться на Вѣрушкѣ. Старикъ повторилъ ему всѣ доводы своего благоразумія, но ничто не помогло. Когда же онъ прибавилъ, что имъ будетъ нечѣмъ жить, то сынъ отвѣчалъ, что это дѣло уже приведено въ ясность и что онъ навѣрное узналъ о богатствѣ Сульмскаго. Подробнѣе онъ не хотѣлъ распространяться, и унизиться въ глазахъ отца, а умолялъ его только принять на себя переговоры съ Сульмскимъ.

— Сульмскій противиться не будетъ, отвѣчалъ князь: но онъ мнѣ повторитъ все тоже, чтò я тебѣ уже говорилъ... А главное, онъ предоставитъ все дѣло собственной волѣ Вѣрушки. Увѣренъ ли ты, что она тебя любитъ?

— Если для увѣренности нужны признанія, объясненія, то у меня ихъ не было; но если судить по ея обращенію, по всѣмъ примѣтамъ... кажется, ей нельзя меня отвергнуть...

— Конечно, другъ мой. Но я все бы совѣтовалъ тебѣ объясниться прежде съ нею... Согласіе отцовъ, какъ оно ни прискорбно иногда, а рѣдко отказываетстя дѣтямъ. Согласіе же дѣвушекъ очень-своенравно.

— Извольте, я объяснюсь... но право не знаю, кàкъ, гдѣ и когда!.. Сюда она не ѣздитъ; у нихъ всегда гости и отецъ тутъ...

— Какъ ни грустно мнѣ помогать твоей глупости, но пожалуй





====page 173====





я устрою, это дѣло. Завтра, чѣмъ свѣтъ, пошлю звать сюда Сульмскаго, и покуда мы будемъ здѣсь толковать съ нимъ, ты долженъ съѣздить къ Вѣрушкѣ и объясниться...

— Безподобно! — мы вдвоемъ поѣдемъ...

— Какъ вдвоемъ?

Тутъ молодой князь разсказалъ отцу о своемъ соперникѣ С. и о взаимныхъ съ нимъ условіяхъ. — Старикъ покачалъ головою.

— Какое-то предчувствіе говоритъ мнѣ, что твое намѣреніе не сбудется, и потому-то я согласенъ на него. Поѣзжай. Искренно желаю, чтобъ Вѣрушка, по своенравію, отказала вамъ обоимъ.

— Врядъ ли это случится. — Какой же ей лучше партіи?

— Увидимъ.

Разговоръ кончился, и молодой князь пошолъ сочинять въ умѣ своемъ завтрашнія объясненія.



ГЛАВА VII.

Vous êtes mal pour moi, vous avez quelque chose,

Il faut me dire tout; vous savez, on suppose

Souvent le mal et puis plus tard on est faché,

Quand un malheur survient pour un secret caché.

V. Hugo.

Съ сильно-трепещущими сердцами пустились на другой день въ путь оба любовники, какъ скоро увидѣли, что Сульмскій пріѣхалъ. Шутившіе до той минуты о своемъ романическомъ предпріятіи, теперь они молчали, и оба начинали чувствовать, что дѣлаютъ глупость. Каждый изъ нихъ отказался бы непремѣнно отъ своего намѣренія, если бъ былъ одинъ, — но теперь каждому было совѣстно. Однако же они, мало-по-малу, разговорились и сообщили другъ-другу свои мысли. — Неловко было обоимъ вмѣстѣ явиться къ Вѣрушкѣ и требовать, чтобъ она одного изъ нихъ выбрала, — а потому условились они, чтобъ поочереди говорить съ нею.

Съ грустною думою сидѣла Вѣрушка у замершаго окна и вышивала экранъ, — вдругъ увидѣла подъѣхавшія къ крыльцу сани.





====page 174====





Она тотчасъ же узнала пріѣзжихъ и послала сказать, что Александра Петровича нѣтъ дома. Но это не помогло. Егоръ воротился и сказалъ, что молодые господа очень сожалѣютъ объ отсутствіи Полковника и просятъ позволенія отогрѣться на четверть часа, чтобъ дать лошадямъ вздохнуть для обратной ѣзды. Дѣлать было нечего, — отказать нельзя — и Вѣрушка спѣшила поправить свой туалетъ, чтобъ выйдти къ молодымъ людямъ.

Извиненія и общія фразы были первымъ началомъ разговора: —  потомъ начались небольшіе комплименты, пламенные взгляды, маленькія предисловія къ любовному объясненію, — и по какому-то странному расположенію духа Вѣрушкн, она принимала все это съ гораздо-бòльшею благосклонностію, нежели во всѣ прежнія свиданія. Это ободрило молодыхъ людей, и нападенія сдѣлались живѣе, взгляды пламеннѣе, увѣренія настойчивѣе. Наконецъ, по предварительному условію между молодыми людьми, молодой князь попросилъ позволенія написать два слова къ полковнику въ кабинетѣ его, и тотчасъ же удалился. Тогда уже оставшійся кандидатъ приступилъ съ большимъ жаромъ къ объясненію, и наконецъ сказалъ ей, что отсутствіе Александра Петровича было имъ извѣстно и даже заранѣе устроено, для того, чтобы они могли явиться къ Вѣрѣ Александровнѣ и предложить ей рѣшеніе участи двухъ страстныхъ сердецъ.

Тутъ только Вѣрушка почувствовала всю свою силу и достоинство. Съ удивленіемъ и твердостію взглянула она на С. и смѣрила его съ ногъ до головы испытующимъ взоромъ. Не-смотря на свою ловкость и опытность, С. смѣшался, — однако же продолжалъ свои сбивчивыя объясненія, говоря о страсти, счастіи, рукѣ, союзѣ и прочее.

Вѣрушка молчала и не прерывала его, покуда онъ говорилъ; когда же краснорѣчіе его истощились, она съ достоинствомъ отвѣчала ему:

— Я очень-мало знаю условія свѣта, и потому не могу судить, приличенъ ли вашъ пріѣздъ и это объясненіе. Но не менѣе того должна искренно благодарить васъ, Егоръ Ивановичъ, за честь предлагаемаго мнѣ союза. Позвольте мнѣ однакоже не отвѣчать вамъ на это ничего, до-тѣхъ-поръ, покуда я не объяснюсь съ батюшкой. Отъ него только можете вы получить рѣшительный отвѣтъ, — и мнѣ кажется, что вы бы гораздо лучше и приличнѣе поступили, если бы сдѣлали ему это предложеніе. Вы знаете, что я совершенно завишу отъ его воли.

— Конечно, въ отношеніи приличія, согласіе Александра Пе



====page 175====





тровича для васъ необходимо. Но я прежде всего хотѣлъ обратиться къ вашему сердцу...

— И оно въ волѣ отца моего. Я никогда не буду имѣть чувствованій, которыхъ бы онъ не одобрялъ.

— Это очень-похвально... Но каждый человѣкъ имѣетъ и свою собственную волю. Вы, Вѣра Александровна, можеть-быть, болѣе другихъ. — и если бъ я могъ имѣть какую-нибудь надежду на собсвенное ваше сердце...

— Никакой надежды не могу я дать, Егоръ Ивановичъ, безъ согласія батюшки...

— А мнѣ бы только ваше собственное согласіе нужно...

— Оно ничего бы не значило безъ воли родителя.

— Извините, Вѣра Александровна. Я говорю не на-обумъ. Мои слова имѣютъ самое вѣрное значеніе. — Вы не вполнѣ можете понять ихъ, но я не знаю, долженъ ли говорить яснѣе и открыть вамъ тайну, о которой вы до сихъ-поръ не знали.

— Какую тайну? вскричала Вѣрушка, блѣднея.

— Тайну вашего рожденія. Она, можетъ-быть, многимъ извѣстна, кромѣ васъ...

— Какая? Говорите, ради-Бога, говорите!..

— Я не смѣю, право... но вы сами не поймете, если я вамъ повторю, что для выбора себѣ супруга вы однѣ имѣете полную свободу и вовсе не зависите отъ воли Александра Петровича..

— Чтò это значитъ, сударь? внѣ себя вскричала Вѣрушка. Прошу васъ, умоляю, требую.. скажите, откройте мнѣ все.

— Кажется очень-ясно... Вы не дочь Александра Петровича.

— Не дочь!..

Она зашаталась; какой-то туманъ покрылъ глаза ея; она готова была упасть. С. спѣшилъ поддержать ее. — но прикосновеніе его возвратило ей всю бодрость и силу; судорожно схватила она его за руку и не говоря ни слова, повлекла съ собою въ кабинетъ отца, гдѣ молодой князь, ничего, разумѣется, неписавшій, съ трепетомъ ожидалъ, чѣмъ кончится объясненіе его соперника. Не обратя на него вниманія, Вѣрушка отворила бюро, съ торопливостію начала разбирать бумаги, съ крикомъ схватила одну изъ иихъ и съ блистающими отъ негодованія взорами подала ее С. — Тотъ съ недоумѣніемъ взялъ ее и, не читая, смотрѣлъ на Вѣрушку.

— Читайте, сударь, читайте въ-слухъ... Можетъ-быть и князь думаетъ тоже, что и вы.

С. прочолъ свидѣтельство о рожденіи и крещеніи Вѣрушки.

— Князь! чтò это значитъ? сказалъ С., обращаясь къ своему сопернику. Вѣдь вы мнѣ сообщили мнимую тайну.





====page 176====





Съ недоумѣніемъ и недовѣрчивостію подошолъ тотъ, посмотрѣлъ на бумагу, долго разглядывалъ ее и, пожавъ плечами, отвѣчалъ тихимъ голосомъ:

— Ничего не понимаю. Мнѣ сказалъ объ этомъ батюшка, — а онъ не могъ обмануть меня... Развѣ онъ ошибся... я, право, не знаю, чтò и думать.

— А я такъ не знаю, чѣмъ извинить себя предъ Вѣрой Александровной, сказалъ С. — Повѣря чужимъ разсказамъ, я сдѣлалъ такую глупость, что не прощу себѣ во всю жизнь. — Теперь я уже не смѣю возобновлять прежняго разговора. Прошу только Вѣру Александровну о великодушномъ прощеніи моего проступка.

Сказавъ это, онъ откланялся и — ушолъ. Князь Гульбинъ остался однако съ Вѣрушкой и продолжалъ разсматривать роковое свидѣтельство.

— Позвольте васъ спросить, князь, сказала Вѣрушка: знали ли вы, зачѣмъ Егоръ Ивановичъ сюда пріѣхалъ?

— Не только зналъ, Вѣра Александровна, отвѣчалъ тотъ запинаясь: но даже намѣренъ былъ предложить вамъ тоже самое, и умолять васъ, чтобъ вы согласились составить счастіе моей жизни. — Батюшка далъ мнѣ свое согласіе. Онъ даже сказалъ мнѣ, что, вѣроятно, Александръ Петровичъ, по-дружбѣ къ нему, не будетъ противиться моему счастію. Слѣдовательно, участь моя зависитъ отъ васъ.

— Участь моя никогда и ни отъ кого больше зависѣть не будетъ, какъ отъ моего родителя. Если онъ мнѣ прикажетъ выйти за кого бы то ни было, я повинуюсь.

— Безъ вашего собственнаго выбора, онъ никогда не дастъ подобнаго приказанія. Вы это очень-хорошо знаете. А потому, если бъ вы удостоили своею взаимностію мои искреннія чувства...

— Извините меня, князь... я привыкла говорить съ откровенностію. Чувствую всю цѣну вашего предложенія, но не смѣю принять его. По моему мнѣнію жертвы должны быть взаимны и равны. Вы, князь, вѣроятно, богаты, а у меня ровно ничего нѣтъ. Я слишкомъ-горда, чтобъ принять вашу руку, какъ милость, и слишкомъ-бѣдна, чтобъ вознаградить васъ за эту жертву. Притомъ же мы слишкомъ-мало знаемъ другъ друга. Извините меня, князь...

И князь, не отвѣчая ни слова, поклонился и хотѣлъ выйдти, — но Вѣрушка его остановила.

— Только одинъ еще вопросъ, сказала она: сдѣлайте милость, спросите сего же дня вашего батюшку: чтò было причиною ужа





====page 177====





сной его выдумки, на счотъ моего рожденія. Хотя вы сами видите, какъ эта выдумка несправедлива, но я слишкомъ уважаю князя, чтобъ полагать тутъ одно легкомысліе или злость. Вы меня чувствительиѣйше обяжете, если увѣдомите подробно обо всемъ, что могло ему дать поводъ къ подобной мысли.

Молодой князь опять поклонился и, не сказавъ ни слова, вышелъ. Въ залѣ ждалъ его С. — и они отправились вмѣстѣ.

Долго ъхали они молча. Наконецъ уже на половинѣ дороги С. расхохотался.

— Чтó, князь! сказалъ онъ. Мы, кажется, съ тобою оба въ дуракахъ, — оба съ носомъ. Да, насъ въ Петербургѣ засмѣютъ!

— Э, братецъ! Ничего бы этого не было, если бъ ты не выболталъ ей о тайнѣ ея рожденія. Это ее совершенно разстроило, — и ужъ тутъ, разумѣется, не до объясненій. Но повѣрь, что все это обдѣлается. Мы, кажется, поторопились, вотъ и все.

— Но чтò жъ значитъ мнимая твоя тайна?

— Не постигаю. Отецъ мой не могъ солгать, не могъ говорить на-обумъ. Онъ ввѣрилъ мнѣ это подъ величайшимъ секретомъ, и еще вчера повторилъ тоже самое два раза...

— Но бумага, это свидѣтельство... развѣ оно поддѣльное?

— Нѣтъ, и это невѣроятно... Отецъ мой долженъ все это рѣшить. Тотчасъ же по пріѣздѣ я скажу ему...

— А Сульмскій! Вѣдь онъ тамъ.

Разговоръ ихъ не продолжался долѣе, потому-что въ эту самую минуту поравнялись съ ними сани, ѣхавшія имъ на-встрѣчу.

— Стой, стой! Закричалъ знакомый голосъ.

Это былъ Сульмскій. Онъ выскочилъ изъ саней и бросился къ молодымъ людямъ. Съ перваго взгляда замѣтно было, что онъ былъ въ сильномъ волненіи.

— Откуда вы господа? спросилъ онъ.

— Отъ васъ, Александръ Петровичъ, — отвѣчалъ молодой князь.

— Чтò жъ мнѣ доставило честь вашего посѣщенія?

— Батюшка мой, вѣрно, разсказалъ уже вамъ причину нашей поѣздки. Она была предпринята съ его согласія...

— Онъ не имѣлъ никакого права давать позволеніе на это. Поступокъ вашъ былъ самый необдуманный... Едва только отецъ вашъ сказалъ мнѣ о вашемъ вздорномь предпріятіи, какъ я бросился въ сани и поскакалъ домой...

— Если предпріятіе наше можно назвать легкомысленнымъ, то





====page 178====





оно не имѣетъ однако же ничего предосудительнаго. Союзъ вашихъ семействъ не унизилъ бы никого изъ насъ.

— Я это знаю, сударь... Но являться къ дочери съ любовными объясненіями во-время отсутствія отца, — это почти тоже, чтò ночное нападеніе... Бѣдная Вѣрушка, я думаю, перепугалась…

— Можете быть увѣрены, Александръ Петровичъ, что съ нашей стороны соблюдена была всевозможная осторожность и приличіе... и Вѣра Александровна не только не смѣшалась отъ нашихъ объясненій, но еще заставила насъ замолчать...

— Какъ! вскричалъ съ радостнымъ движеніемъ Сульмскій. Вы получили отказъ?..

— Если не рѣшительный, то, по-крайней-мѣрѣ, такой, что мы не скоро осмѣлимся возобновить свое искательство.

— Очень-жаль, господа, очень-жаль, — сказалъ Сульмскій перемѣнивъ вдругъ сердитый свой голосъ на самый дружескій. — А мнѣ бы пріятно было... Впрочемъ это не помѣшаетъ нашему знакомству... Надѣюсь, что вы по-прежнему будете навѣщать меня...

Молодые люди, обрадованные такимъ внезапнымъ оборотомъ дѣла, готовились отвѣчать утвердительнымъ образомъ, — вдругъ къ нимъ присоединилось еще четвертое лицо. Сани, быстро скакавшіе изъ города, остановились и изъ нихъ выскочилъ старикъ — князь.

— Чтó вы тутъ дѣлаете? вскричалъ онъ... А я тотчасъ же погнался за тобою, Александръ. Ты какъ бѣшеный отъ меня уѣхалъ, не далъ мнѣ хорошенько поговорить съ тобою. Я боялся за молодыхъ людей и поскакалъ вслѣдъ за тобою...

— Нѣтъ, батюшка! отвѣчалъ молодой князь: Александръ Петровичъ сейчасъ только говорилъ намъ, что, не-смотря на полученный нами отказъ, мы должны по-прежнему посѣщать его домъ..

— Разумѣется, прибавилъ Сульмскій. Сватовство кончено, дружба остается. Я точно вспылилъ въ первую минуту. Нельзя, такая ужъ военная натура. Я боялся, что они перепугаютъ Вѣрушку... Вышло противное... Однако, чтò жъ мы тутъ, господа, остановились на снѣгу и на большой дорогѣ? Это самое неудобное мѣсто для дружескихъ разговоровъ. Поѣдемте лучше ко мнѣ. Тамъ поговоримъ на досугѣ... и, можетъ-быть, я помирю молодыхъ вѣтренниковъ съ моею дочерью.

Всѣ согласились — и трое саней быстро покатили къ Сульмскому.

Съ изумленіемъ увидѣла Вѣрушка пріѣздъ гостей. Быстро осушила она слезы, которыя цѣлый часъ проливала, сама не зная по





====page 179====





чему, — и радостно бросилась иа шею отцу, который, оставя гостей въ залѣ, поспѣшилъ къ ней въ спальню.

— Ты плакала, Вѣрушка. Чтò это значитъ? спросилъ онъ съ безпокойствомъ.

— Ничего, папà. — Сама не знаю... но вы со мной — и слава Богу,

— Чтò эти вѣтренники тутъ надѣлали? Только старый князь мнѣ сказалъ о ихъ предпріятіи, какъ я бросился отъ него, сѣлъ въ сани и поскакалъ сюда. Какая глупость! Развѣ можно свататься такимъ-образомъ? Я боялся, что ты перепугаешься... Ну, чтò жъ ты имъ отвѣчала?

— Что я принадлежу вамъ однимъ, и что только одно повиновеніе къ вамъ можетъ меня принудить выйдти за-мужъ.

— Они мнѣ сказали, что ты рѣшительно имъ отказала. Это конечно, твоя воля, я тебя никогда принуждать не буду... Но надобно жъ однако изъ приличія сохранить ихъ знакомство... А то подумаютъ, что я не хотѣлъ выдавать тебя за-мужъ. Я воротилъ ихъ.. Выйди къ нимъ и будь съ ними ласковѣе...

— Ни за что въ свѣтѣ, папà. Я ихъ ненавижу. Вы не знаете, чтó они мнѣ сказали!

— Чтò такое! съ изступленіемъ вскричалъ Сульмскій.

— Они меня стали увѣрять, что я не дочь ваша...

Сульмскій поблѣднѣлъ и хотѣлъ броситься изъ спальни.

— Куда вы, папà? успокойтесь ради Бога! вскричала Вѣрушка. Вы внѣ себя. Можете надѣлать бѣдъ...

Сульмскій воротился и трепещущимъ отъ гнѣва голосомъ спросилъ:

— Чѣмъ же хотѣли они доказать это?

— Ничѣмъ. Они ссылались только на стараго князя, который будто бы объявилъ это своему сыну... Можете вообразить себѣ гнѣвъ мой. Я какъ сумасшедшая бросилась къ нашему бюро, отыскала свидѣтельство и показала имъ.

— Чтò жъ они?

— Увѣрились въ своей несправедливости, просили извиненія... Не помню ужъ, чтò я имъ отвѣчала, только они уѣхали, а я все плакала. Слава Богу, что вы пріѣхали... И прекрасно, что вмѣстѣ съ ними. Теперь при старомъ князѣ, скажите имъ, папà, что это гнусная ложь, выдумка, клевета...

Вѣрушка остановилась. Съ изумленіемъ увидѣла она, что отецъ ея ходитъ по комнатѣ, погружонный въ глубокую задумчивость. Нѣсколько минутъ продолжалось обоюдное молчаніе. Наконецъ





====page 180====





Сульмскій трепещущимъ голосомъ сказалъ дочери, чтобъ она шла къ гостямъ и позвала стараго князя къ нему для объясненія. Вѣрушка, только за минуту предъ тѣмъ объявившая, что ни за что въ свѣтѣ не выйдетъ къ нимъ, теперь, по какому-то странному чувству, повиновалась. Какъ осужденная на смерть, вышла она въ залу и объявила губернатору, что отецъ ея проситъ его на минуту въ спальню. Тотъ сказалъ сперва нѣсколько ласковыхъ и извинительныхъ словъ Вѣрушкѣ и потомъ отправился.

Можно вообразить себѣ положеніе оставшихся молодыхъ людей. Долго никто изъ нихъ не смѣлъ начать разговора. Наконецъ однако же приличіе требовало, чтобъ не оставлять Вѣрушку въ такомъ тягостномъ состояніи, — и С. первый подошолъ къ ней и объявилъ, что они возвратились такъ скоро единственно по приглашенію отца ея. Молодой князь тоже рѣшился продолжать разговоръ и разсказалъ о встрѣчѣ съ Сульмскимъ и о его словахъ на-счотъ продолженія знакомства обоихъ семействъ.

Наконецъ и Вѣрушка прервала молчаніе. Она чувствовала, что условія свѣта требовали и отъ нея усилія, — а потому сказала, что ей всегда будетъ пріятно видѣть ихъ въ домѣ ея отца Мало-по-малу общими силами продолжали начатой разговоръ, стараясь его поддерживать всѣми общими мѣстами, какія только каждый могъ придумать. Замѣтно было однако же, что Вѣрушка безпрестанно смотрѣла на дверь, изъ-за которой ожидала появленія отца своего и стараго князя.

Наконецъ и тѣ вышли. Оба казались въ довольно-дурномъ расположеніи духа. Это однако же не помѣшало имъ начать самый незначительный разговоръ, во-время котораго Сульмскій сказалъ Вѣрушкѣ, чтобъ она занялась хозяйствомъ для угощенія хорошимъ обѣдомъ любезныхъ гостей. Та ушла. Слезы снова полились изъ глазъ ея, — но она продолжала заниматься приготовленіемъ къ обѣду.

Нe-смотря на всеобщія усилія, чтобъ оживить разговоръ, видно было, что всѣ присутствующіе заняты вовсе другими мыслями. Всѣхъ печальнѣе была Вѣрушка, потому-что она и не старалась скрывать своего расположенія.

Послѣ обѣда всѣ разъѣхались, и Сульмскій съ Вѣрушкой остались одни. — Могла ль она когда-нибудь вообразить себѣ, что въ то время, когда она будетъ съ отцомъ наединѣ, сердце ея будетъ объято тягостнымъ, мучительнымъ чувствомъ! Напрасно ожидала она, что во-время обѣда онъ изобличитъ ужасную выдумку молодыхъ людей: онъ и не упомянулъ объ этомъ. Тщетно и теперь





====page 181====





ожидала она объясненія его загадочнаго поведенія; онъ ходилъ взадъ и впередъ по комнатѣ, и молчалъ. Чтò ей оставалось дѣлать? Горестныя предчувствія волновала грудь ея. Ей страшно уже было спросить, еще страшнѣе узнать тайну своей судьбы. Невольные потоки слезъ омочили ея щоки. Сульмскій увидѣлъ страдальческое положеніе Вѣрушки и, остановясь съ безмолвною грустію, смотрѣлъ на нее.

— Не плачь, милый другъ мой, сказалъ онъ ей... Скоро все объяснится. Я обѣщалъ и князю, — ничего не скрывать отъ тебя...

Вѣрушка подняла на отца взоры свои, полные слезъ.

— Чтò жъ это значитъ? спросила она. Какая же ужасная тайна лежитъ на моей судьбѣ? Только одно слово скажите мнѣ — и больше мнѣ ничего не надобно. Дочь ли я ваша?

— Если ты меня любишь, какъ дочь, то я навсегда буду нѣжнѣйшимъ отцомъ твоимъ.

— О! ради Бога! Не отвѣчайте такимъ мучительнымъ образомъ, вскричала она. Дочь ли я ваша? Умоляю васъ всѣмъ святымъ, говорите.

Сульмскій опустилъ голову, и нѣсколько минутъ молчалъ; потомъ взялъ Вѣрушку за руку, молча повелъ въ свой кабинетъ отперъ бюро, подавилъ скрытную пружину, вынулъ изъ потаеннаго ящика связку бумагъ, заперъ его опять, отдалъ Вѣрушкѣ вынутыя бумаги и, обнявъ ее съ нѣжностію, ушолъ.

Нѣсколько времени смотрѣла она, то за ушедшимъ, то на оставленныя имъ бумаги. Она предвидѣла, что въ этихъ бумагахъ заключена вся тайна ея. Сердце ея сжалось невѣдомымъ, мучительнымъ чувствомъ. Она упала на близь-стоявшія кресла и долго оставалась въ полубезчувственномъ положеніи... наконецъ рѣшимость и любопытство одержали верхъ. Она осушила слезы, и твердою рукою взяла бумаги. Она тотчасъ же узнала руку Сульмскаго. Это былъ походный журналъ его, и именно того времени, котораго Вѣрушка никогда не могла отыскать. Съ трепещущимъ сердцемъ и возрастающимъ любопытствомъ прочла она слѣдующіе листки.





====page 182====





ГЛАВА VIII

Былъ вѣкъ чудный, дивный вѣкъ,

Громкій, величавый;

Былъ огромный человѣкъ

Расточитель славы!

То былъ вѣкъ богатырей!

Давыдовъ.

«15 ноября (1812). Какой удивительный переворотъ военнаго счастія! Кто бы сказалъ, за два мѣсяца тому назадъ, когда мы, послѣ трехъ-мѣсячнаго, безпрестаннаго отступленія отъ береговъ Нѣмана до Калужской Губерніи, остановились наконецъ въ Тарутинскомъ лагерѣ и, поникши головами, разсуждали, за вечерними кострами, какая судьба ожидаетъ теперь наше горестное отечество, кто бы изъ насъ повѣрилъ тогда, что черезъ два мѣсяца мы будемъ на берегахъ Березины, и грозный повелитель Европы, стѣсненный ото-всюду нашими побѣдоносными войсками, будетъ въ опасности потерять жизнь и свободу?

А кажется, нѣтъ ему спасенія! Какъ все прекрасно придумано! Какъ превосходно приведено въ дѣйствіе! О, добрый, великій мой Багратіонъ! Зачѣмъ нѣтъ тебя въ живыхъ! Какъ бы теперь порадовалась высокая твоя душа! Я помню твое геройское негодованіе послѣ оставленія Смоленска, помню великодушную печаль твою послѣ знаменитаго Бородинскаго дня. Не болѣзнь твоей ужасной раны, не предчувствіе близкой смерти, заставили тебя стонать и сокрушаться. Ты сокрушался объ участи святой нашей родины, ты плакалъ о плѣнѣ и пожарѣ Москвы, ты безнадежно смотрѣлъ въ будущее. И вотъ чтò ускорило твою кончину! Безвозвратна была твоя потеря для Россіи. А для меня!... О Боже! и теперь я все-еще плачу, какъ дитя, вспомнивъ, о тебѣ, мой любимый, мой герой, добрый мой начальникъ!... Теперь, теперь-то именно не достаетъ тебя. Теперь, когда неимовѣрными усиліями, неслыханными пожертвованіями отечества, когда твердою великодушною рѣшимостію Царя, когда мудрою опытностію вождя и непоколебимою грудью воиновъ и народа, святая Русь перемогла тяжкую годину испытанія, и стряхнула съ себя уныніе, грянула праведною местію на злобнаго пришельца, и наконецъ, окружа его ото





====page 183====





всюду твердыней русской солдатской груди, готовятъ ему плѣнъ или смерть. О, какое великое, радостное мгновеніе! И завтра все это рѣшится. Невѣроятно, непостижимо! Потомство не повѣритъ разсказу всѣхъ чудесъ нашего времени. — Этотъ могучій геній войны, этотъ великій завоеватель, который раздавалъ царства и короны своимъ сподвижникамъ, ринулся съ силами всей Европы на Россію, — и какъ жгучій вѣтеръ аравійскихъ пустынь, прошолъ, въ три мѣсяца, отъ Нѣмана до стѣнъ Москвы. — Все казалось погибшимъ. Ни одинъ голосъ во вселенной не возвышался за умирающую Русь. Не многіе жалѣли о ней, — и то въ-тайнѣ. Мы сами, воины отчизны, съ радостію готовые пролить за нее послѣднюю каплю крови, мы отчаявались въ ея спасеніи. Одинъ великодушный Государь нашъ, онъ одинъ пребылъ твердъ. — Онъ одинъ помнилъ свое великое слово: не положить оружія, доколѣ ни одного непріятельскаго воина не останется въ его предѣлахъ. О, незабвенный, благословенный МонархъІ Ты одинъ зналъ силу своего народа! Ты одинъ предвидѣлъ свое близкое торжество. Ты одинъ спасъ Россію!

Графъ Витгенштейнъ расположенъ у насъ въ-право. Полкъ мой служитъ связью между имъ и авангардомъ Платова. — Сквозь корпусъ Витгенштейна Наполеонъ не пробьется. Тотъ уже привыкъ къ побѣдамъ. — Когда мы съ главною арміею унывали отъ безпрестаннаго отступленіи, Витгенштейнъ одинъ поражалъ французскихъ маршаловъ. Онъ не пропуститъ Наполеона. Да и не куда, если бъ и удалось злодѣямъ туда прорваться. Назадъ, противъ Платова и Кутузова еще менѣе можетъ онъ что-либо предпринять. Впереди же Березина съ шумящимъ по ней льдомъ, крутыми берегами, топкими окрестъ болотами и русскою арміею на другомъ берегу. Чичаговъ также не пропуститъ Наполеона. — Тамъ ждутъ его тѣже самые дунайскіе герои, которые не давно еще уничтожили съ Кутузовымъ цѣлую турецкую армію.

Уже полночь. Лежу въ какой-то лачужкѣ, съ которой сняли уже соломенную крышу. Предо мною стоитъ фонарь на лавкѣ. А я почти лежа пишу эти строки. Гдѣ буду писать ихъ завтра? Буду ли еще въ состояніи писать ихъ? Не окончится ли мой журналъ вмѣстѣ съ жизнію? И о чомъ буду я писать? Чтó буду разсказывать? Великъ завтрашній день. Я имѣю приказаніе не терять изъ виду непріятеля, а въ случаѣ битвы примкнуть съ полкомъ къ лѣвому флангу Витгенштейна. Чтó, если бъ судьба подарила мнѣ одного плѣннаго изъ всей этой громады непріятельскихъ, силъ! Одного бы только! Кто знаетъ!...





====page 184====





Лачужка моя стоитъ у самаго обрыва въ волны Березины. Если бъ по долгу службы я не обязанъ былъ бодрствовать во всю ночь, то и тогда шумъ отъ льдинъ, которые упираются въ берегъ, трещатъ и ломаются, не далъ бы мнѣ уснуть. Темнота ужасная. Холодный вѣтеръ проникаетъ сквозь бурку. А огня не велѣно раскладывать.

Разъѣзды донесли мнѣ, что верстахъ въ четырехъ слышна сильная стукотня отъ рубки лѣса, и замѣтно большое движеніе непріятельскихъ войскъ по этому направленію. — Не строитъ ли тутъ Наполеонъ мосты? Я, конечно, не могу воспрепятствовать, но послалъ однако же донести Атаману и Витгенштейну. Платовъ тоже не въ состояніи помѣшать, — но Витгенштейнъ... Увидимъ! Главное дѣло, чтобъ Чичаговъ узналъ объ этомъ. О! навѣрное узнаетъ. Казаки разсыпаны по всему берегу Березины...

Нѣсколько удалыхъ Донцовъ вызвались прокрасться въ темнотѣ къ самому тому мѣсту, гдѣ производится работа. Съ Богомъ!

Разсвѣтаетъ. Движеніе непріятельскихъ силъ увеличивается. Густыя колонны тянутся къ Веселову. Чтò-то будетъ!

Удалые мои возвратились. — Догадки были справедливы. Наполеонъ построилъ два моста, и переправа началась. Но я не вѣрю этимъ людямъ. Они говорятъ, что на томъ берегу, кромѣ казаковъ, они никого не видали. Неужели молдавская армія не караулитъ злодѣевъ. Нѣтъ! Вѣрно она хочетъ допустить часть французской арміи на ту сторону, и тогда уже общими силами съ Витгенштейномъ ударить на нихъ. Прекрасно! Нѣтъ злодѣю спасенія!

—

16 ноября. Вотъ прошолъ и знаменитый день Березинской-переправы!

Не такъ ли въ свѣтѣ всѣ человѣческія ожиданія и разсчоты! Все казалось такъ хорошо обдумано, устроено... и чтó жъ?.. Наполеонъ прошолъ. — Конечно, дорого онъ заплатилъ за свою удачу. —  Но все-таки спасся. Отъ-чего все это произошло? Незначущій подполковникъ не можетъ теперь вполнѣ знать ни общихъ плановъ, ни возможностей. Значитъ Наполеонъ былъ сильнѣе, нежели мы предполагали. И послѣ всѣхъ ужасныхъ потерь отъ Москвы до губительныхъ дней Краснаго, вѣрно, онъ все-еще сохранилъ сильную армію. — Всѣ однако же ропщутъ, потому-что всеобщія ожиданія ие сбылись. Не такъ ли же точно и въ первые мѣсяцы вой





====page 185====





ны всѣ мы роптали, что намъ безпрестанно велятъ отступать, что не дадутъ русскому штыку поразгуляться! А вышло на повѣрку, что мудрость водила движеніями нашей арміи. Если бъ подъ Бородинымъ не было назади насъ такъ близко Москвы, то и тогда бы, кажется, рано было вступать въ генеральную битву. И теперь, когда силы злодѣевъ истощены всѣми возможными бѣдствіями народной войны, поспѣшнаго отступленія и ужасныхъ пораженій, они еще успѣли пробиться сквозь Чичагова. — Непостижимо!

Рано по-утру началъ напирать Витгенштейнъ на отступающія колонны, — но онѣ мужественно отражали его. Будучи на оконечности нашего лѣваго фланга, я съ полкомъ моимъ два раза дѣлалъ нападенія во флангъ непріятеля, но онъ былъ слишкомъ-силенъ. А между-тѣмъ, въ виду моемъ тянулись по мостамъ колонны. Правда, что съ праваго фланга били по нимъ сильныя баттареи, —  но съ противоположнаго берега отвѣчали также сильнымъ огнемъ, а колонны продолжали идти. На другомъ берегу слышна была также цѣлый день пальба, но непріятель все продолжалъ идти, слѣдственно, молдавская армія не задерживала его. Какое несчастіе! Наилучшее соображеніе всей компаніи не удалось. А почему? Время откроетъ.

Уже подъ-вечеръ успѣли наконецъ баттареи Витгенштейна разрушить одинъ мостъ переправы, — и всѣ обозы остались на нашей сторонѣ. По другому продолжали тянуться послѣднія отступающія войска, не заботясь о тысячахъ своихъ товарищей, осужденныхъ на гибель...

Мнѣ дано было приказаніе ударить на прикрытіе обоза, — и въ минуту вся эта жалкая горсть защитниковъ и собственнаго, и награбленнаго на Руси имѣнія, положила оружіе. — Какая ужасная картина представилась тогда! Нѣтъ, чувствую, что никакое перо не въ-силахъ описать ее.. Я пишу не для исторіи, не для печати, и вовсе не занимаюсь изысканіемъ фразъ. Какъ приходятъ въ голову, такъ и ложатся на бумагу. Но сколько ни напрягаю своего воображенія, не могу изобразить картины ужасовъ этой переправы. Тутъ надобно самаго холоднаго историка, — и если онъ опишетъ самые простые факты сегоднишнихъ событій, то это будетъ самая высокая эпопея. Грозно, ужасно! Я, русскій солдатъ, видѣвшій развалины и пепелъ русскихъ городовъ и селъ отъ Нѣмана до Москвы, кипящій ненавистію къ злодѣямъ, внесшимъ смерть и опустошеніе въ мое отечество, я сегодня сожалѣлъ объ этихъ несчастныхъ, страдалъ за нихъ душою, спасалъ ихъ, гдѣ и сколько могъ. И надобно отдать честь моимъ солдатамт. Всѣ они раздѣля





====page 186====





ли мои чувства. Ни одинъ не постыдилъ своего оружія пораженіемъ слабаго и несчастнаго врага.

На пространствъ нѣсколькихъ верстъ сгромоздились всѣ обозы французской арміи. Подъ словомъ обозы, не надобно полагать, что это казенныя, полковыя фуры съ провіантомъ, казною и имущеетвомъ Французовъ, какъ у насъ, — нѣтъ! Это всѣ и всякаго рода экипажи, насильственно собранные Французами по Россіи, отъ Нѣмана до Москвы, со всѣми возможными предметами роскоши, награбленными въ городахъ и помѣщичьихъ домахъ. Тутъ ризы съ образовъ, содранныя святотатственною рукою злодѣевъ, лежали подлѣ книгъ безбожія и разврата; тамъ парчевыя одежды священниковъ покрывали послѣдній запасъ муки и сухарей; тутъ груды русскихъ ассигнацій валялись съ кухонною посудою; мѣха, шали, толковыя платья, шитые мундиры, книги, картины, вазы, фарфоровая посуда, сапоги, шляпки, самовары, и сверхъ всего этого... груды женщинъ, дѣтей, служителей, раненныхъ воиновъ. Вотъ что составляло главную массу французскаго обоза! Остальное составляли зарядные ящики, артиллерійскіе и полковые, которыхъ лошади не могли уже везти и которые охраняемы были нѣсколькими сотнями человѣческихъ тѣней, державшихся за оружіе для того только, чтобъ устоять на ногахъ.

И вся эта масса, нахлынувшая къ березинской-переправѣ въ ту самую минуту, какъ баттареи Витгенштейна разрушили мостъ, назначенный для ея переѣзда, все болѣе и болѣе тѣснилась къ берегамъ. Напрасно передніе кричали, что моста уже нѣтъ, что переправиться нельзя: задніе не вѣрили, продолжали тѣсниться впередъ, и движеніемъ своей массы, низвергали съ крутыхъ береговъ переднія линіи своихъ соотечественниковъ. — Стонъ, вопли, проклятія, молитвы, раздирающіе крики утопающихъ — все это страшно смѣшивалось въ, воздухѣ и составляло какой-то гулъ, непостижимый, грозный, неумолкающій. — Многіе изъ несчастныхъ, видя себя преданными во власть Русскихъ, старалися перебираться чрезъ плывущія льдины и, обрушиваясь, исчезали въ волнахъ; другіе же безотчотно бродили по берегу и, потерявъ уже, отъ голода и страданія, всѣ чувства, безтрепетно смотрѣли на картины гибели и ужасовъ. Нѣкоторые наконецъ, не постигая своего положенія, очень-спокойно располагались ужинать и ночевать на бивакахъ. Они разводили огни у самыхъ пороховыхъ ящвковъ; срывали съ нихъ крышки для растопки, — и когда, отъ разлетающихся искръ, пороховые пшики взлетали на воздухъ, пора





====page 187====





жая и увѣча несчастныхъ, прочіе расходились и разводила огонь въ другомъ мѣстѣ, гдѣ ихъ ожидало тоже самое»

Я, съ полкомъ, все болѣе и болѣе стѣснялъ эту нестройную массу къ берегу рѣки. Но когда увидѣлъ, что сопротивленія не-отъ кого ожидать, остановилъ солдатъ. Со взводомъ уланъ и сотнею Донцовъ, пробрался я къ самому берегу, — и началъ тутъ спасать несчастныя жертвы...

Вдругъ странное зрѣлище поразило меня. Съ противулежащаго берега ринулся въ волны какой-то всадникъ, — и не-смотря на ледъ, шедшій по рѣкѣ, старался перебраться на нашу сторону.

— Не прикажите ли спустить его, ваше высокоблагородіе? спросилъ одинъ изъ Донцовъ, прицѣливаясь въ него своимъ пистолетомъ.

— Какъ тебѣ не стыдно, братецъ? Онъ одинъ, — а насъ больше ста, — отвѣчалъ я.

— Виноватъ, ваше высокоблагородіе... Такъ неприкажите ли помочь ему. Лошадь его не вынесетъ. — Видите какъ отнесло... Конь долженъ быть славный... Однако же храпитъ и изъ силъ выбивается. Скоро ко дну пойдетъ.

— Коли, не дѣлая себѣ вреда, можешь помòчь, такъ дѣло будетъ христіанское.

— Сидорка! закричалъ Донецъ своему товарищу: переймемъ этого налета. Спускайся...

Сказавъ это, Донцы спустились съ берега и поплыли по рѣкѣ.

Не постигаю мужества, искусства и счастія этихъ людей. Если бъ долгъ службы повелѣвалъ мнѣ сдѣлать тоже, я бы конечно сдѣлалъ, но, навѣрно бы, погибъ. А они — изъ одного удальства производили чудеса. То отпихивали пиками льдины, то помогали другъ другу, то ложились со всѣмъ плашмя на лошадь, то подшучивали другъ надъ другомъ...

Плывшій всадникъ замѣтилъ ихъ и нарочно направилъ коня своего прямо къ нимъ. Но благородное животное уже изнемогало. Еще бы минута и оба пошли бы ко дну. — Но козаки подъѣхали... Одинъ схватилъ коня за уздцы и началъ поддерживать морду, другой отпихивалъ льдины и выдерживалъ стремленіе воды. Не могу ужъ описать, кàкъ они достигли обратно до берега, — только, чрезъ нѣсколько минутъ передо мною стоялъ уже молодой французскій полковникъ гвардейскаго конно-егерскаго полка.

— Говорите ли вы пo-французски? спросилъ онъ у меня.

— Говорю: чтò вамъ угодно.

— Вы не начальникъ ли здѣшняго пòста?

— Точно-такъ. Мой полкъ составляетъ здѣсь отдѣльный отрядъ.





====page 188====





— Могу ли я говорить съ вами какъ человѣкъ съ человѣкомъ, а не такъ какъ Французъ съ Русскимъ.

— Дай-Богъ, чтобъ вы, господа, начиная съ вашего Императора, помнили въ продолженіе всей войны, что вы люди. Къ-сожалѣнію, дѣла ваши доказываютъ противное.

— Г. полковвикъ! я не оправдываю и не обвиняю никого. Я только хочу въ васъ найти человѣка съ сострадательнымъ сердцемъ.

— Всѣ Русскіе гордятся этимъ качествомъ. Говорите, чтó вамъ угодно.

— Прежде всего позвольте спросить, почитаете ли вы меня военноплѣннымъ?

— Кажется, мы въ войнѣ, — а вы очутились между Русскими...

— Но вы видѣли, что я добровольно пришолъ и даже съ опасностію моей жизни. Послушайте, каждая минута дорога. Я полковникъ Жюрлонъ. Только за нѣсколько мѣсяцевъ до похода женился я; жена моя послѣдовала за мною, и въ продолженіе всего похода, жила въ Вильнѣ. Только недавно, обманутая ложными слухами, что мы заняли зимнія квартиры въ Смоленскѣ, она пріѣхала ко мнѣ. — Вообразите весь ужасъ моего положенія! Два дни тому назадъ — она родила. — Не только помощи и спокойствія не могъ я ей доставить, — даже въ пищѣ нуждалась она. До сегодняшней переправы честь и долгъ держали меня при полку. Дѣло шло сегодня не о семейныхъ несчастіяхъ, а о спасеніи всей арміи и особы Императора. Но завтра же я хотѣлъ везти жену мою въ Вильну. Король Іоахимъ далъ мнѣ свою карету для этого, — и вдругъ я узнаю, что всѣ обозы великой арміи остались за Березиной. — Жена моя и новорожденной младенецъ тутъ же. Нужно ли говорить вамъ еще что-нибудь? Вы понимаете весь ужасъ моего положенія. Полковникъ! Если въ васъ есть искра человѣколюбія, то дозвольте мнѣ отыскать жену мою и дитя; позвольте поручить ихъ хоть вамъ же самимъ до первой возможности ея переѣзда за границу. Умоляю васъ, полковникъ, всѣмъ священнымъ...

— Кончите ваши фразы, — онѣ излишни. Я знаю свой долгъ и исполню его. Поѣдемте. Козакъ! Дай полковнику свою лошадь и покуда мы съ нимъ ѣздимъ, накорми и обсуши его коня. Егоръ (это мой деньщикъ...) Подай сюда мою теплую шинель. Полковникъ! Скиньте ваше мокрое платье, его здѣсь высушатъ. Надѣньте мою шинель...

— Вы добрый и благородный человѣкъ, — но чтò мнѣ за дѣло до моего здоровья!.. моя жена, мое дитя!..

— Для нихъ-то и нужна ваша жизнь. Прошу васъ, г. полков





====page 189====





никъ, надѣвайте скорѣе и поѣдемте. Полвзвода оставайся здѣсь. Остальные со мною! Козаки! впередъ! Очищай дорогу!

Мы двинулись къ обозу. Какъ изступленный бросился мой товарищъ по всѣмъ повозкамъ и всѣхъ распрашивалъ объ обозѣ гвардейскаго конно-егерскаго полка. Долго не могъ никто сказать ему объ этомъ, потому-что все перемѣшалось и всякой остался на томъ мѣстѣ, гдѣ голодъ и усталость заставили его опуститься на землю. — Почти не возможно было проѣхать. Я мало-помалу оставилъ весь свой конвой, и почти одинъ съ моимъ товарищемъ бродилъ между сонными, мертвыми и немногими еще бодрствующими Французами. Кàкъ бы легко могъ каждый изъ нихъ убить меня, — но никто не обратилъ на насъ и вниманія. —  Едва отвѣчали они на распросы моего товарища, который для этого будилъ даже сонныхъ. Изрѣдка встрѣчалъ я и Русскихъ, прогуливающихся по этому обозу. Наиболѣе же встрѣчалъ я воиновъ ополченія. Цѣлая дружина была послана для очищенія дороги, — но трудъ былъ исполинской. Съ любопытствомъ смотрѣли они на моего спутника, и по взглядамъ ихъ видно было, что если бъ не я, то пули этихъ бородатыхъ героевъ давно бы ужъ ссадили его съ коня.

Наконецъ поиски наши увѣнчались успѣхомъ. Французскій полковникъ открылъ свою коляску.

Не могу, не смѣю описывать этой сцены. Сердце мое обливается кровію, глаза наполняются слезами. Бѣдная женщина! Несчастное дитя! — Мало того, что она, послѣ трудныхъ родовъ, едва могла поднять голову отъ слабости и болѣзни; мало того, что уже другой день питалась одними сухарями съ водой; что прислуга ея давно скрылась, или была убита; что ея же соотечественники при глазахъ ея выбрали у нея изъ коляски все, чтò только можно было. — Къ-довершенію всѣхъ несчастій, при взрывѣ одного заряднаго ящика, наполненнаго брандскугелями, одинъ осколокъ съ визгомъ пролетѣлъ мимо самой страдалицы и сильно повредилъ ей плечо.

Боже мой! Какое ужасное положеніе! И она не жаловалась, не плакала! Она только радовалась, видя своего мужа, и безпрестанно давала цѣловать ему сонное дитя, которое, не-смотря на всѣ ужасы, около него совершавшіеся, спало сладко и...

О! этой сцены не забуду я во всю жизнь. — Кàкъ я буду внутренно смѣяться, когда столичная причудница скажетъ мнѣ: Кáкъ я несчастна! Какой у меня жестокой мигрень! Какъ презрительно посмотрю я на честолюбца и лихоимца, которые почитаютъ себя самыми несчастными въ свѣтѣ людьми, если планы ихъ раз





====page 190====





рушаются! Несчастiе! Какое странное слово въ общественной жизни, какое жестокое злоупотребленіе дѣлаютъ изъ него люди! Я бы привелъ этихъ мнимыхъ несчастливцевъ къ Березинской переправѣ, указалъ бы имъ ту картину, которая была у меня предъ глазами и спросилъ бы ихъ: понимаютъ ли они, чтó такое несчастіе?

И однакоже ни полковникъ, ни жена его не жаловались на судьбу свою. Они обнимались, утѣшали, успокоивали другъ друга и цѣловали свое дитя. О будущемъ они не говорили ни слова. Будущаго у нихъ не было.

— Г. полковникъ, сказалъ мнѣ наконецъ Французъ, подойдя ко мнѣ: я бы васъ спросилъ, какъ намѣрены вы поступить съ нами, — но благородная слеза, нависшая на вашихъ рѣсницахъ, отвѣчаетъ мнѣ за васъ. Она мнѣ говоритъ, что предо мною — не врагъ мой, не Русскій, а братъ мой и другъ.

Я не отвѣчалъ ни слова: сердце мое было слишкомъ-полно. Я подалъ только ему руку, — а другою отеръ слезу, катившуюся по щекѣ моей.

Тогда онъ обратился къ женѣ и въ короткихъ словахъ разсказалъ ей, что поручаетъ и ее и дочь свою на мое попеченіе. Теперь только взглянула она на меня. До этой минуты ей и въ голову не пришло, что есть свидѣтель ихъ свиданія. Боязливо спросила она теперь мужа: куда же повезутъ ее?

— Мы въ двухъ миляхъ отъ Борисова, — отвѣчалъ я. Завтра же по-утру я перевезу васъ, сударыня, въ этотъ городъ, — и все, что только нужно будетъ для вашего спокойствія...

— О ради-Бога! не для меня, вскричала она, прерывая слова мои: только для моей дочери умоляю я о вашей помощи. Я только за нее боюсь... Разбойники отняли у меня недавно всю теплую одежду и послѣдню пищу...

— Боже мой! Кто смѣлъ это сдѣлать! вскричалъ я. Неужели Русскіе!..

— О нѣтъ, сударь! Къ стыду нашему, это были Французы. — Вашихъ пѣшихъ» козаковъ* видѣла я недавно, многіе заглядывали въ коляску, — и я, говоря по польски, поняла, что они другъ-другу говорили: Не тронь! это женщина, да и съ ребенкомъ.

— Я узнаю Русскихъ, сказалъ я... Вы, однакоже, здѣсь не без

------------------------

*Такъ называли тогда Французы наше ополченіе.





====page 191====





опасны, сударыня. Наглость вашихъ соотечественниковъ не знаетъ границъ. Притомъ же вамъ нужна пища и покой. — Можете ли вы проѣхать съ полмили?

— Куда угодно, лишь бы дочь моя нашла пристанище.

Я созвалъ нѣсколько своихъ козаковъ, уговорилъ ихъ запречь ихъ лошадей въ коляску полковницы, и съ помощію этихъ людей, мы тронулись изъ этого ада.

Чрезвычайнаго труда стоило выѣхать оттуда. Но оставшійся мой конвой успѣлъ уже въ это время, для собственнаго моего проѣзда, очистить кое-какую тропинку, и по ней-то тащили мы коляску. Мужъ шолъ подлѣ пѣшкомъ и безпрестанно говорилъ съ женою, утѣшая ее и успокоивая. — Наконецъ достигли мы до моей лачужки. — Боже мой! какъ она обрадовалась этой развалившейся норѣ безъ крыши! Она ей показалась пышнымъ дворцомъ.

Развели огонь на очагѣ, постлали соломы, нѣсколько бурокъ, разогрѣли чайникъ, подали бѣлаго хлѣба, жаренаго гуся, рому... Кто опишетъ восторгъ этой бѣдной женщины! Она дрожала отъ радости, взявъ въ руку стаканъ съ горячимъ чаемъ... А мужъ ея... Онъ плакалъ, какъ дитя, пожимая мнѣ руки, и говоря безпрестанно: «Боже мой, Боже мой! Дай мнѣ когда-нибудь случай воздать этому человѣку.»

Я не въ состояніи описывать болѣе этой сцены. — Скажу только, что они пробыли у меня почти до самаго развѣта. Наконецъ надобно было разстаться. Я не хотѣлъ удержать Полковника военноплѣннымъ. При обстоятельствахъ нашего знакомства это мнѣ казалось слишкомъ-жестоко. Я далъ ему слово, что, какъ скоро жена его оправится, то я отправлю ее въ Австрію. До-тѣхъ-поръ обѣщалъ писать къ нему въ Вильну или изъ Вильны, чрезъ домъ одного тамошняго банкира. А если судьба не позволитъ подобной переписки, то оба мы обѣщали публиковать обоюдныя свои свѣдѣнія въ гамбургскихъ газетахъ.

На зарѣ онъ отправился обратно. Жена его уснула въ это время, и онъ имѣлъ довольно твердости, чтобъ воспользоваться этою минутою. Къ-счастію его, ледъ къ утру сдѣлался очень-рѣдокъ. Конь его, сыто накормленный козаками, чувствовалъ себя въ полной силѣ. При прощаніи подалъ онъ мнѣ свое обручальное кольцо.

— Полковникъ! Это не подарокъ, сказалъ онъ мнѣ. Я могу только благодарить Бога, что Онъ послалъ мнѣ такого благороднаго человѣка. Онъ одинъ наградитъ васъ.





====page 192====





Я взялъ кольцо и пожалъ его руку.

— Во всякомъ Русскомъ вы бы нашли тожо самое, отвѣчалъ я: но я радъ, что судьба доставила мнѣ случай сдѣлать христіанское дѣло. Смѣло можете-быть увѣрены, полковникъ, что супруга ваша и дочь будутъ для меня самыми священными предметами, послѣ чести и моего долга. — Прощайте. Вотъ и вамъ, память обо мнѣ. Я ему подалъ обручальное кольцо моей матери, которое я всегда носилъ послѣ смерти ея. Мы обнялись, и чрезъ нѣсколько минутъ онъ уже плылъ черезъ Березину. Я дождался на берегу, покуда онъ ступилъ на противный берегъ и возвратился въ хижину.

17-го ноября. Политическая драма быстро приближается къ развязкѣ. Французы пробились, правда, сквозь корпусъ Чичагова, но это было послѣднее моральное ихъ усиліе. Теперь они, просто, разбрелись и бѣгутъ. Настоящая война уже кончилась. Теперь одна погоня.

Я съ полкомъ занялъ Борисовъ. Городъ очень-бѣдный. Кромѣ жидовъ, никого теперь нѣтъ. Все разорено. Ничего почти достать нельзя. Велѣно устроить госпиталь. Я оставленъ временнымъ комендантомъ, покуда пройдетъ вся армія.

Бѣдная женщина! Худо ей. Я занялъ лучшій домъ въ городѣ и употребилъ всѣ средства, чтобъ доставить ей помощь. Все, кажется, напрасно. Она таетъ. Жизнь ея видимо угасаетъ. Только любовь къ дочери поддерживаетъ еще ея существованіе.

И дочь ея еще не крещена. Я спросилъ объ этомъ у бѣдной страдалицы, и она умоляла меня отыскать ей священника. Здѣсь есть, правда, русская церковь во имя Пророка Иліи, но священникъ выгнанъ былъ Французами. Я послалъ его отыскивать. Говорятъ, что онъ гдѣ-то вблизи живетъ въ деревнѣ.

18-го ноября. Священникъ отысканъ, но для чего? Бѣдная Эмилія! (такъ звали жену полковника). Ея уже нѣтъ! Страданія ея окончились. Она теперь въ лучшемъ мірѣ.

А какъ она вчера ввечеру была хороша. Я радовался, что она такъ поправляется; только она сомнительно улыбалась.

— Чтò вы сдѣлаете съ ребенкомъ, если я умру? спросила она меня.

— Боже мой! Перестаньте, сударыня, отвѣчалъ я. Вы, слава Богу, поправляетесь. Вамъ вовсе не надо питать такихъ печальныхъ мыслей...

— Я ко всему готова, любезный полковникъ, сказала она. Но простите сердцу матери... я повторяю вамъ вопросъ свой: чтò вы сдѣлаете съ моею дочерью, если я умру?





====page 193====





— Покуда не найду случая возвратить ее въ объятія отца ея, клянусь вамъ, что замѣню ей и васъ и его.

— Дайте мнѣ руку, любезный полковникъ. Вы это говорите умирающей женщинѣ, и Богъ слышитъ вашу клятву.

Она подала мнѣ ребенка и я поцѣловалъ его, продолжая успокоивать бѣдную мать и даже шутить надъ ея мрачными мечтами.

Увы! она предчувствовала. Черезъ часъ ей сдѣлалось вдругъ хуже. — Цѣлую ночь провела она въ бреду, и сегодня поутру — скончалась. Бѣдный мужъ! кàкъ жестоко поразитъ тебя это извѣстіе!.. Но когда и какъ онъ получитъ его? — Не знаю. Да и самъ онъ живъ ли еще? — Ежедневныя извѣстія изъ арміи ужасны, неизобразнмы; французская армія представляетъ картину такой деморализаціи, что исторія не въ-состояніи будетъ описать этой эпохи. Цѣлые баталіоны бросаютъ оружіе предъ сотнею козаковъ.

19-го ноября. Бѣдная моя Эмилія! Вотъ она лежитъ на столѣ! Насилу досталъ я бѣлой кисеи, чтобъ сшить ей послѣднее праздничное платье. — А дочь ея! Она спитъ. За 50-тъ злотыхъ въ мѣсяцъ согласилась одна жидовка приходить ко мнѣ три раза въ сутки и кормить ее грудью.

Пришолъ и священникъ. Я не хотѣлъ ему разсказывать моего березинскаго произшествія. На чтò ему! Онъ пріобщитъ къ стаду Христову еще одно существо, вотъ и все. Я позвалъ заранѣе нѣсколькихъ офицеровъ, знавшихъ все дѣло, и разсказалъ имъ, что намѣренъ въ первый разъ въ жизни солгать. Всѣ одобрили мой планъ.

Когда явился священникъ, я объявилъ ему, что у меня умерла жена послѣ трудныхъ родовъ, и просилъ его совершить вдругъ двѣ требы. Похоронить мать и окрестить дочь. Безъ дальнихъ распросовъ исполнилъ онъ таинство крещенія. Бѣдную сироту назвали Вѣрою, и мой добрый Гульбинъ былъ крестнымъ отцомъ. Кумою же взяли мы жену священника.

Потомъ началась панихида, и всѣ мы отправились на кладбище. Гульбинъ взялъ у священника свидѣтельство и отдалъ мнѣ. На чтò мнѣ его?

—

Тутъ оканчивались листки походнаго журнала.

Все теперь было открыто и ясно для Вѣрушки. Она была не дочь Сульмскаго! Тысячи идей толпились въ умѣ ея, но въ одной, заключались всѣ: она была не дочь Сульмскаго. Гдѣ же отецъ





====page 194====





ея? Вѣроятно, и онъ давно уже соединился съ ея матерью въ лучшемъ мірѣ, а она!..

Она склонила голову и не чувствовала, какъ ручьи слезъ текутъ по ланитамъ. «Онъ не отецъ мой!» было первымъ и послѣднимъ словомъ ея размышленій. 

Грубый голосъ Егора прервалъ ея размышленія. Пожалуйте, Вѣра Александровна, чай кушать. Самоваръ поданъ. 

Она машинально встала и пошла.

— У батюшки никого нѣтъ? спросила она.

— Чубуковъ и Сусликовъ недавно пожаловали.

Это извѣстіе нѣсколько успокоило ее. Она явилась и застала отца, занятнаго съ гостями въ жаркомъ разговоръ о трехъ-польномъ и плодоперемѣнном ь хлѣбопашествѣ. Гости однакоже бросились къ Върушкѣ, и въ тысячу-первый разъ донесли ей, что она «очень-прекрасна».

И Сульмскій сказалъ ей несколько самыхъ обыкновенныхъ фразъ, какъ-будто между ними вовсе ничего не случилось. Оставалось, слѣдственно, и Вѣрушкѣ сообразоваться съ видимымъ желаніемъ Сульмскаго.

Прошолъ чай, окончились милые разговоры сосѣдей, и наконецъ они уѣхали. А Сульмской, проводя ихъ, сѣлъ, за бюро, писать, по обыкновенію, свой журналъ. Вѣрушка не могла уйти, но тягостно было ей и оставаться.

— Что жъ ты не помогаешь мнѣ, другъ, мой? сказалъ Сульмскій. Сегодня замѣчанія твои всего нужнѣе. Сегодняшній журналъ весь до тебя касается.

Вѣрушка трепетала. Однакожъ., по обыкновенію своему, подошла къ Сульмскому, оперлась на его плечо и не имѣла силы сказать ни одного слова. Замѣтно было, что и Сульмскій былъ въ видимомъ волненіи; онъ избѣгалъ взоровъ Вѣрушки и старался подавлять свои чувства. Однакоже, когда слезы ея упали ему на руку, онъ не могъ, выдержать своей роли, обхватилъ ее дрожащею рукою, и трепещущимъ голосомъ сказалъ: «Вѣрушка! другъ мой!..» больше онъ. ничего не могъ, выговорить; собственныя слезы заглушили его рѣчь.

Громко зарыдала теперь Вѣрушка и, бросясь на колѣни предъ Сульмскимъ, схватила его руку и покрыла нѣжнѣйшими поцѣлуями.

— Перестань, Ради Бога перестань, шепталъ онъ, и силился поднять ее. Ты убьешь меня своею горестію.

Это слово возвратило ей всю бодрость. Она осушила слезы, бросилась въ кресла и въ мрачномъ безмолвіи опустила голову на





====page 195====





грудь. Сульмскій также собралъ всѣ силы своего разсудка и началъ убѣждать ее, чтобъ она была спокойна, что между ними ничего не перемѣнится, что она на всю жизнь останется его дочерью, что эта тайна будетъ также свято сохраняема, какъ прежде, и что только для всеобщаго успокоенія совѣсти, князь непремѣнно требовалъ объявить ей обо всемъ.

Вѣрушка слушала и молчала. Она уже собрала всѣ свои силы, и съ твердостію подойдя къ бюро, взяла перо, которымъ Сульмскій хотѣлъ начать свой журналъ, и написала на немъ:

«22-го декабря. Она все знаетъ! Князь требовалъ открытія этой тайны. Сердце ея разрывается. И мое тоже. Но я всегда буду любить ее по-прежнему, а если можно, то и больше».

Написавъ эти строки, она бросилась на шею Сульмскаго, обняла его и, зарыдавъ, быстро ушла изъ комнаты.



ГЛАВА IX.

Но никогда Элеонорѣ милой

Ни словъ люблю, ни вздоховъ не пошлю,

А прошепчу самъ-про-себя уныло:

Ахъ Боже мой, какъ я ее люблю!

Кукольникъ.

Перваго января собралось множество лицъ къ Сульмскому съ поздравленіемъ. Успѣвъ представиться губернатору и сдѣлать по городу самые необходимые визиты, всѣ отправились гурьбою къ Александру Петровичу. — Онъ какъ-будто ожидалъ. Множества гостей. Въ залѣ былъ уже накрытъ огромный столъ для завтрака, и когда всѣ почти съѣхались, онъ объявилъ, что прежде завтрака долженъ просить ихъ, присутствовать при божественной службѣ, всегда совершаемой имъ въ этотъ день. Всѣ, разумѣется, согласились. Но какъ спальня, гдѣ стоялъ кіотъ съ образами, была бы





====page 196====





слишкомъ тѣсна для множества гостей, то вынесли оттуда одинъ образъ и, поставя въ переднемъ углу на небольшой столъ, готовились къ слушанію молебствія.

Съ нѣкоторымъ удивленіемъ увидѣли между-тѣмъ гости, что вмѣстѣ съ образомъ вынесенъ былъ оттуда извѣстный ларецъ и поставленъ также предъ иконою. Большая часть гостей значительно взглянулись между собою. Но еще бòльшее изумленіе поразило ихъ, когда священникъ, бывшій дотолѣ между ними, началъ облачаться въ чорную, траурную ризу. — Для Новаго-года и для ожидаемаго всѣми молебствія, эта одежда казалась вовсе неприличною. Никто однакоже не требовалъ объясненія. Р ѣшились дождаться окончанія предстоящей службы.

Она началась, — и вмѣсто молебствія — это была панихида. Съ печальною торжественностію отперъ Сульмскій ларецъ и, отойдя къ стѣнѣ, сталъ на колѣни и съ величайшею набожностію молился. Подлѣ него Вврушка дѣлала тоже. Когда же священникъ провозгласилъ вѣчную память князю Михаилу, то Сульмскій закрылъ лицо руками и зарыдалъ.

Пробывъ нѣсколько минутъ въ этомъ печальномъ положеніи, онъ всталъ, подошолъ къ столу, наклонился надъ ларцомъ, съ благоговѣніемъ поцѣловалъ содержащуюся въ немъ вещь и опять заплакалъ. Всѣ съ удивленіемъ смотрѣли на эту печальную церемонію и не постигали ни цѣли, ни предмета ея.

Наконецъ служба кончилась; священникъ скинулъ свое печальное одѣянье, и Сульмскій торжественно благодарилъ всѣхъ присутствующихъ, удостоившихъ его своимъ посѣщеніемъ и участіемъ въ ежегодно-совершаемой имъ божественной службѣ.

— Можетъ-быть, васъ удивило, господа, что въ Новый-годъ я совершаю панихиду. Я наложилъ на себя этотъ священный долгъ и три раза въ году исполняю его. Вотъ ларецъ, который содержитъ причину панихиды и предметъ драгоцѣннѣйшихъ воспоминаній въ жизни. Вы всѣ знаете, что я служилъ въ военной, — но не всѣмъ, можетъ-быть, извѣстно, что я былъ нѣсколько лѣтъ адъютантомъ у князя Багратіона... Простите мнѣ... это имя всегда извлекаетъ изъ глазъ моихъ слезы. Въ самый день Новаго-года поступилъ я къ нему, а потому и праздную память этого драгоцѣннаго дня. Всѣ Русскіе знаютъ знаменитыя заслуги князя, оказанныя отечеству, но только приближенные его знали все благородство его души, всю доброту его сердца, все дружеское обращеніе съ подчиненными. Если весь свѣтъ уважалъ его, превозносилъ, то мы обожали его. И отецъ родной не былъ бы такъ добръ, ласковъ и спра





====page 197====





ведливъ въ своемъ семействъ, какъ онъ былъ съ нами. О! это было святое, незабвенное время! Нужно ли говорить вамъ, что великій этотъ герой погибъ при Бородинѣ. Кто этого не знаетъ! Мы окружали его, стараясь защищать собственными нашими тѣлами отъ града пуль, ядеръ и картечь, сы́павшихся около него. Но онъ безпрестанно посылалъ насъ по разнымъ пунктамъ кипѣвшаго боя — и число наше безпрестанно уменьшалось. И наконецъ одинъ остался при немъ. Онъ меня особенно любилъ. Видя направленіе непріятельскихъ выстрѣловъ, противъ которыхъ великодушный мой герой стоялъ спокойно и безстрашно, я безпрестанно старался заѣзжать впередъ, чтобъ принять въ себя роковою картечь или ядро, но онъ всякой разъ замѣчалъ мою хитрость и, улыбаясь, отсылалъ меня на свое мѣсто. Наконецъ мои манёвры разсердили его. «Г. адъютантъ!» вскрпчалъ онъ: «Извольте стоять смирно. Ваше мѣсто позади меня, а не впереди». Милосердый Боже! Это были первыя и послѣднія его строгія слова. Роковое ядро повергло его въ эту минуту, и подлѣ меня врылось въ землю. Всѣ къ нему бросились... «Ничего! ничего!» сказалъ онъ тихо непокойно: «не разглашайте только. Это отниметъ бодрость у солдатъ, а имъ она очень-нужна въ эту минуту». Я былъ внѣ себя отъ горести. Онъ пожалъ мою руку. «Спасибо, Александръ,» сказалъ онъ:» я видѣлъ, что ты хотѣлъ сберечь меня, но воля судьбы сильнѣе насъ. Богу угодно иначе, да будетъ Его святая воля!..» Онъ не хотѣлъ, чтобъ его унесли съ мѣста сраженія, для того, чтобъ солдаты не видали постигшаго ихъ несчастія. Тутъ, подъ ядрами, осмотрѣли его рану, и лекарь успокоилъ насъ всѣхъ, говоря, что князь лишится только ноги, но выздоровѣетъ. Сомнительно покачалъ онъ головою, не сказавъ ни слова. По какому-то странному чувству, вырылъ я тотчасъ же изъ земли роковое ядро, и со слезами смотрѣлъ на это орудіе воли рока. Князь увидѣлъ это и, подозвавъ меня, сказалъ: «Храни его, другъ мои. Пусть оно тебѣ напоминаетъ обо мнѣ». Я залился слезами и бросился цѣловать его руку, но онъ подозвалъ другихъ, чтобъ прекратить тягостную сцену. Чтó вамъ больше сказать? Черезъ нѣсколько дней его не стало. А роковое ядро — вотъ оно! Съ-тѣхъ-поръ храню я его, какъ святыню, и всякой день, молясь, вспоминаю о моемъ добромъ, незабвенномъ героѣ. Три раза въ годъ совершаю по немъ панихиду: въ день Бородина, въ день тезоименитства княза и въ день моего поступленія подъ его начальство. Вотъ, господа, тайна моего ларца. Многіе, можетъ-быть, думали, что онъ содержитъ въ себѣ вещественныя сокровища: они ошиблись. Сокровище, которое я берегу въ немъ, дороже всѣхъ





====page 198====





богатствъ въ мірѣ. Ни одинъ богачъ не можетъ похвалиться подобнымъ. Ни одинъ изъ нихъ не возьметъ съ собою въ могилу ни денегъ, ни имѣнія, а я унесу это сокровище съ собою во гробъ. Тотъ, кто будетъ хоронить меня, вѣрно, исполнитъ мою послѣднюю волю, — и бородинское ядро ляжетъ со мною въ могилу.

Сульмскій пересталъ говорить, и глубокое молчаніе долго не нарушалось ничѣмъ. Наконецъ Сульмскій приказалъ подавать завтракъ, и, мало-по-малу, всѣ разговорились, сперва шопотомъ, а потомъ уже и въ-слухъ.

Въ числѣ гостей были, разумѣется, молодой князь и С. Они выждали отъѣздъ всѣхъ гостей и просили у Сульмскаго позволенія поговорить съ нимъ. Онъ повелъ ихъ въ свой кабинетъ, и тамъ оба они объявили, что возобновляютъ свое предложеніе и просятъ руки Вѣры Александровны, безъ малѣйшаго приданаго.

— Тогда, какъ вы еще почитали меня отцомъ, отвѣчалъ онъ: вы обратились съ предложеніемъ къ ней самой. Теперь, когда увѣрены въ противномъ, требуете моего согласія. Кажется, господа, что Вѣрушка одна можетъ и должна рѣшить это дѣло.

Онъ вышелъ изъ кабинета и кликнулъ ее.

— Вотъ эти господа, сказалъ онъ ей, возобновляютъ свое предложеніе. Они просятъ руки твоей, и даже не требуютъ приданаго. А какъ только чрезъ это несчастное сватовство открылась тайна, которую я хотѣлъ сохранить на всю жизнь, то ты одна и можешь отвѣчать на это предложеніе. Я не могу въ это мѣшаться.

— Если вы мнѣ предоставляете отвѣчать, сказала она съ нѣкоторою важностію: то прошу васъ ничѣмъ ни стѣснять моей воли и не стараться перемѣнить ее, ни сегодня, ни на будущее время.

— Разумѣется, другъ мой. Никто не можетъ и не будетъ уговаривать или приневоливать тебя, сказалъ Сульмскій.

— Итакъ позвольте мнѣ поблагодарить этихъ господъ за честь и великодушіе ихъ предложенія. Я чувствую всю его цѣну, но не въ моей власти согласиться на этотъ союзъ. Я не хочу выходить за-мужъ. Я не чувствую въ себѣ никакой склонности къ перемѣнѣ образа жизни. Покуда есть у меня отецъ, я хочу быть только нѣжною дочерью.

— Мы предвидѣли отвѣтъ, сказалъ С: но долгъ нашъ требовалъ возобновить предложеніе. Мы имѣли недавно глупость повѣрить разсказамъ одного подъячаго объ огромномъ богатствѣ Александра Петровича, которое онъ скрываетъ въ своемъ ларчикѣ. Сегодня онъ открылъ великодушную свою тайну, и долгъ чести требовалъ, чтобъ мы повторили прежнее свое сватовство, для того,





====page 199====





чтобъ ни Александръ Петровичъ, ни вы, не подумали, чтобъ корысть побудила насъ къ первому предложенію. Мы были бы очень-счастливы, если бъ вы удостоили выбрать кого-нибудь изъ насъ, но и при самомъ отказъ никогда нe перестанемъ уважать васъ и сохранять къ вамъ ваши прежнія чувства.

Сказавъ; это, оба они откланялись и уъхали.

Задумчиво сидѣлъ Сульмскій по отъѣздѣ ихъ, и не зналъ, кàкъ начать съ Вьрушкой разговоръ. Ему хотѣлось дать ей почувствовать всю неосновательность ея отказа...

— Вы, кажется, недовольны, папà, что я отказала обоимъ женихамъ, — сказала она съ твердостію.

— Я не имѣю права распоряжаться твоими чувствами и твоею волею, — но, милый другъ мой... эти люди знаютъ, что я не отецъ твой... Они не обязаны быть ни скромными, ни великодушными, — они даже могутъ...

Онъ не кончилъ фразы, не зная, какъ выразить свою мысль.

— Чтó могутъ они? быстро спросила Вѣрушка. 

Сульмскій молчалъ.

— Я понимаю вашу мысль, сказала Вѣрушка съ гордостію: они могутъ прибѣгнуть къ злословію. Жалкое оружіе! Повѣрьте, что оно притупляется объ имена истинно-благородныя и великодушныя. — А впрочемъ что могутъ они выдумать! — Они скажутъ, что я имъ отказала потому, что любила другаго. Чтò жъ? я не отопрусь. Это правда!

— Правда? вскрикнулъ Сульмскій и вскочилъ въ ужаснѣйшемъ волненіи. Ты любишь? Вѣрушка! Кого же?..

Гордо улыбнулась она и тихо подошла къ бюро, вынула оттуда журналъ Сульмскаго, взяла перо и написала слѣдующее:

«1-е января. Сегодня совершалъ я обычное торжество въ память моего героя. Толпа людей присутствовала въ первый разъ при этомъ. Что могли они понять въ моей горести и моихъ воспоминаніяхъ! Но я вмѣстѣ съ тѣмъ обнаружилъ клевету и злость моихъ добрыхъ сосѣдей. Они распустили слухъ, что въ моемъ ларцѣ. хранятся деньги, награбленныя въ походѣ. — Теперь они знаютъ, что въ немъ лежитъ сокровище, гораздо-благороднѣйшее всѣхъ богатствъ, въ, мірѣ, что въ немъ Бородинское ядро, поразившее моего героя.

«Послѣ церемоніи молодой князь Гульбинъ, и С. возобновили свое сватовство. Они требовали руки Вврушки, боясь, чтобъ, мы не стали подозрѣвать ихъ въ корыстолюбіи. Они благородно посту





====page 500====





или. Я позвалъ Вѣрушку, отдалъ на ея рѣшеніе отвѣтъ молодымъ людямъ, и она — отказала.

«О ни уѣхали, — и я хотѣлъ побранить Вѣрушку за ея необдуманный отказъ. Эти люди могутъ теперь клеветать и злословить. Я началъ-было говорить Вѣрушкѣ объ этомъ, — но она отвѣчала мнѣ что у ней есть вѣчная, неизмѣнная и непреодолимая причина къ прошедшимъ и будущимъ отказамъ всѣмъ женихамъ: это — любовь къ другому.

— Къ кому же, спросилъ я внѣ-себя.

— Милосердый Боже! Она отвѣчала, что любитъ меня, — и никогда, никого больше любить не будетъ.»

Написавъ это, подала Вѣрушка листокъ Сульмскому, а сама очень-спокойно сѣла на диванъ.

Съ сильно-трепещущимъ сердцемъ прочолъ Сульмскій роковое признаніе, и раздирающій вопль исторгся изъ груди его. Онъ опустилъ листокъ, закрылъ глаза рукою и упалъ въ кресла почти безъ чувствъ. А Вѣрушка! Она съ рыданіями бросилась къ ногамъ Сульмскаго, схватила его руку, осыпала ее поцѣлуями.

— О! возьмите, возьмите меня! вскричала она, рыдая и простирая къ нему свои объятія.



ГЛАВА X

... и больше ничего

Не выжмешь изъ разсказа моего.



Пушкинъ.

Весело праздновали въ Твери радостный и священный для всѣхъ день, 21-е апрѣля, тезоименитство обожаемой Государыни. У губернатора былъ великолѣпный балъ. Не только все дворянство и именитое купечество собралось у него въ этотъ день, но даже

онъ приказалъ, чтобъ всѣхъ проѣзжихъ просить къ нему отку





====page 201====





шать. Изъ этого, разумѣется, вышла небольшая пестрота. Два дилижанса высадили своихъ пассажировъ туда же, и туалетъ проѣзжихъ не могъ быть на-скоро поправленъ.

Вдругъ прибѣжалъ почтмейстеръ, запыхавшись, и спросилъ, приглашать ли проѣзжаго Француза! При этомъ онъ подалъ подорожную его.

— Какъ же, братецъ, помилуй, вскричалъ князь. Эй! Николай прибавилъ онъ обратясь къ своему сыну; бѣги, братецъ, на почтовый дворъ, разскажи графу предметъ нашего празднества, и проси его, чтобъ онъ удостоилъ навѣстить меня. Скажи ему, что всякой, кто ступилъ на русскую землю, долженъ праздновать день тезоименитства нашей Царицы.

Николай схватилъ подорожную и побѣжалъ, а князь разсказалъ окружающимъ его, что французскій перъ, путешествующій по Россіи, ѣдетъ въ Москву, и что онъ послалъ его звать къ себѣ на балъ.

Чрезъ полчаса явился путешественникъ въ сопровожденіи молодаго князя, успѣвшаго ему разсказать все. Губернаторъ принялъ знаменитаго гостя со всѣмъ отличіемъ и уваженіемъ, и представилъ ему первѣйшихъ чиновниковъ своей губерніи. Графъ принималъ ихъ со всею опытностію и утонченностью вельможи, и разговаривалъ со всѣми, которые были въ состояніи отвѣчать ему.

Когда первыя минуты церемоніала прошли, губернаторъ сѣлъ съ графомъ отдѣльно и продолжалъ съ нимъ дружескій разговоръ. Прочіе гости съ любопытствомъ посматривали на пріѣзжаго. Это былъ человѣкъ лѣтъ пятидесяти, но еще довольно-свѣжій, статный, ловкій. Шитый мундиръ и ордена, какъ временъ Имперіи, такъ и возстановленія Бурбоновъ, свидѣтельствовали, что онъ давно уже служитъ отечеству.

Вскорѣ начался балъ, и губернаторъ предоставилъ честь открытія его французскому графу. Тотъ исполнилъ это съ ловкостью, свойственною его націи, ангажировалъ даму, которую ему указалъ князь, и во все время польскаго разговаривалъ съ нею съ особеннымъ удовольствіемъ.

Когда танецъ кончился, онъ отвелъ ее на мѣсто и обратился къ губернатору, съ пылкостію юноши разспрашивая объ очаровательной своей дамѣ.

— О! это цѣлый романъ, отвѣчалъ губернаторъ. Садитесь, графъ; я вамъ съ удовольствіемъ разскажу объ ней. Это ваша соотечественница...





====page 202====





— Какъ? Француженка! Боже мой! Я бы долженъ былъ это тотчасъ узнать по ловкости, по выговору...

— Извините, графъ. Она родилась въ Россіи, воспитывалась у Русскихъ, и русскому солдату обязана жизнію, существованіемъ и званіемъ.

— Виноватъ, любезный губернаторъ. Національная гордость заставила меня сказать глупость. Прошу извинить меня... Но признаюсь, видъ этой дѣвушки...

— Она жена полковника Сульмскаго, стараго ветерана 1812 года.

Графъ, вздохнулъ.

— Несчастный годъ! сказалъ онъ. Сколько людей погибло въ этомъ безумномъ походѣ... Я самъ тутъ участвовалъ и потерялъ столько…

— Кàкъ, графъ? И вы были тогда въ Россіи! Такъ, можетъ-быть, мы и не въ-первый разъ встрѣчаемся съ вами. Только теперяшняя встрѣча гораздо-пріятнѣе... Въ которомъ корпусѣ войскъ находились вы?

— Я служилъ въ молодой гвардіи...

— Значитъ, были при Императорѣ. Великій былъ человѣкъ! Тогда конечно мы проклинали его, ненавидѣли и имѣли полное на то право; но теперь, когда для него настало время исторіи, и друзья и враги его единогласно скажутъ: Онъ былъ великій человѣкъ!

Молча пожалъ графъ руку у губернатора и не отвѣчалъ ни слова. Черезъ минуту возобновилъ свои разспросы о Вѣрушкѣ. Князь разсказалъ ему все.

Сильно волновалось сердце графа. Онъ, однако же, умѣлъ преодолѣть себя и продолжалъ разспросы до малѣйшей подробности.

— Какой великодушный и благородный человѣкъ вашъ Сульмскій! сказалъ онъ по окончаніи разсказа... Позвольте мнѣ любезный князь, поговорить съ нимъ въ вашемъ кабинетѣ несколько минутъ? Попросите его, чтобъ онъ сдѣлалъ мнѣ эту честь.

Князь тотчасъ же отвелъ туда путешественника, и черезъ минуту привелъ къ нему Сульмскаго, съ которымъ и оставилъ ихъ.

Внимательно посмотрѣлъ графъ на черты Сульмскаго.

— Да! это точно онъ! сказалъ графъ и протянулъ къ нему руку. Г. полковникъ, вѣрно, не узнаете меня?





====page 203====





— Виноватъ, не помню.

— Такъ не узнаете ли вы этого кольца?

Тутъ онъ снялъ съ руки своей золотое кольцо и отдалъ Сульмскому, который съ недоумѣніемъ взялъ его, и началъ внимательно разсматривать.

— Боже мой! вскричалъ онъ вдругъ. Это обручальное кольцо моей матери!

— А помните ли, кому вы его отдали?

— Сульмскій затрепеталъ, и въ свою очередь, снимая съ руки своей кольцо, которое надѣто было на одинъ палець вмѣстѣ съ другимъ, подалъ графу.

— Благородный и великодушный мой спаситель! сказалъ графъ, и бросился въ объятія Сульмскаго. Губернаторъ разсказалъ мнѣ всю вашу жизнь. Вы рѣдкой человѣкъ... Я давно оплакивалъ дочь свою, а теперь вдругъ и дочь и сынъ... О! поскорѣе, поскорѣе приведите мнѣ ее, приведите сюда. Эта сцена не для толпы.

Черезъ минуту вошла Вѣрушка. Съ недоумѣніемъ посмотрѣла на графа и спросила Сульмскаго, зачѣмъ онъ привелъ ее?

— Я просилъ полковника осчастливить меня знакомствомъ съ такою прелестною особою. Нѣсколько минутъ провелъ я въ вашемъ обществѣ, и вы обворожили меня на всю жизнь. Садитесь пожалуйста. Удостойте старика вашимъ лестнымъ знакомствомъ.

— Намъ весьма-пріятно будетъ, графъ... отвѣчала она, съ недоумѣніемъ посматривая то на мужа, то на путешественника.

— Я нечаянно узналъ, что вы моя соотечественница, и я, можетъ-быть, нашолъ бы средство отыскать вашего родителя... хотите ли поручить мнѣ зто?

Вѣрушка затрепетала... Еще разъ взглянула она на мужа.

Тотъ стоялъ, склонивъ свою голову, и съ сильнымъ волненіемъ ожидалъ рѣшительнаго мгновенія. Въ рукѣ графа было еще роковое кольцо, которое Вѣрушка очень-хорошо знала. Сильное, ничѣмъ незаглушаемое чувство природы довершило остальное. Съ воплемъ: «Отецъ мой!» поверглась она въ объятія графа.

Набросимъ покрывало на эту сцену, которую можно только чувствовать, а не описать.

Чрезъ полчаса вышли всѣ трое опять въ залу, и никто не подозрѣвалъ случившагося. Только всѣ узнали, что графъ остается на нѣсколько дней въ Твери.





====page 204====





Балъ продолжался своимъ порядкомъ. Заздравные тосты гремели по окрестности, и когда всѣ они кончились, то вдругъ князь всталъ и предложилъ тостъ за здоровье путешествующаго графа Жюрлона, который принадлежитъ теперь Россіи, потомучто остается въ ней съ дочерью своею, Вѣрою Александровною Сульмской.

Всеобщее изумленіе и крики ура! были отвѣтомъ на тостъ.

Авторъ «ЛЕОНИДА.»