|
Въ одинъ изъ жаркихъ лѣтнихъ дней, по одной изъ столбовыхъ дорогъ, верстахъ въ десяти отъ города, шелъ невзрачный старичишка, тяжело опираясь на палку; длинная нанковая его сибирка отъ долговременнаго употребленія изъ темнозеленой превратилась въ желтобуруго; на шерстяномъ кушакѣ, опоясанномъ поверхъ сибирки, съ одного бока висѣли сапоги, между тѣмъ какъ ноги пѣшехода обуты были въ лапти. Черезъ плечо на спинѣ висѣлъ холщевой мѣшечекъ. Лице старика съ слѣповатыми и слезящимися глазами, было дряблое, сморщенное и потертое точно такъ же, какъ и его сибирка, и оканчивалось сѣдою рѣдкою клинообразною бородою. Изъ подъ суконнаго замасленнаго картуза, выползалъ на спину сѣдой тощій пучекъ, претендующій на названіе косы, который и изобличалъ въ путникѣ дьячка. |
|
Несмотря на то, что по обѣимъ сторонамъ дороги густолиственныя березы давали тѣнь и прохладу, покачивая своими кудрявыми верхушками, крупный потъ обливалъ пѣшехода. Онъ безпрестанно останавливался, то утирая себѣ лице, какою-то грязною тряпкою, которую держалъ въ рукавѣ, то поправляя висѣвшіе сапоги, или подтягивая мѣшокъ. Словомъ, во всѣхъ движеніяхъ старика замѣтна была большая усталость и, казалось, онъ останавливался скорѣй для |
